. . . СЛМ-обществоведение (
[...] ) анализирует объекты и состояния обитаемого материального мира в разрезе четырёх их основных показателей: двух биоэнергетических компонент (энергии и информации) и двух категорий человеческой мотивации (солидарной и либеральной). Соответственно, распределение этих характеристик по исследуемому классу объектов будет отражать полный набор комбинаций их самых существенных социально-экономических свойств и может быть изображено диаграммой в системе двух координат, где по оси Х фиксируется солидарно-либеральное качество объекта, а по оси У – соотношение его энергетической и информационной компонент - Рис. 1
. . . В начале координат, в точке 0, будут располагаться сугубо энергетические объекты (с нулевой информационной компонентой), исключительно, либерального качества. Точку 2 на оси Х определим как максимум солидарной компоненты (её вклад в мотивацию равен 100%), в сочетании с чисто энергетической природой объекта. В точке 8 расположатся чисто информационно-солидарные сущности. И в точке 6 на оси У – чисто - либерально-информационные. Использование данной графической интерпретации позволяет изложить СЛМ-трактовку макроэкономического феномена денег предельно лаконично.
. . . Очевидно, что система денежных расчётов функционирует (продавцы поголовно и добровольно отдают свои товары за некие деньги) только тогда, когда каждая денежная единица обладает устойчивой ценностью - безотказно мотивирует принимать её к расчёту по номиналу. Товарная, либеральная составляющая этой мотивации содержится в самом денежном предмете и продавец автоматически приобретает её в момент платежа, вне зависимости от мнения остального общества по поводу ценности используемых в сделке денег. Вторая, солидарная составляющая мотивации заключается в общественной гарантии последующего отоваривания номинального денежного эквивалента. Соответственно, для поддержания фиксированной ценности денежной единицы уменьшение одной компоненты должно компенсироваться увеличением другой. При этом, возможность неограниченного копирования и распространения информации – не позволяют последней становиться многократно обмениваемым товаром (или значимой компонентой такого товара). Поэтому единственным весомым информационным элементом денежных предметов может быть лишь их формальные реквизиты (номинал и пр.).
. . . Таким образом, в начале системы координат (Рис.1), в первой характерной точке (0.0), расположатся чисто энергетические, неинформационные денежные единицы, способные обращаться при нулевом солидаризме, только за счёт либеральной мотивации участников сделок. Например, номинируемые собственным весом архаичные соляные деньги (бруски соли), потребительская ценность заключается в самом материале, удовлетворяющем постоянную естественную человеческую потребность. Там же, в начале координат, расположатся и условные «деньги» любых бартерных платежей. Для участников таких расчётов солидарные гарантии не актуальны, поскольку оплачивается проданный товар конкретным благом, сразу готовым к употреблению, а не его денежным эквивалентом. Плюс, при бартерной купле-продаже не актуальна информационная составляющая - не важно, сколько условных денежных единиц участвовало в конкретной торговой сделке, поскольку такая информация необходима только товарному эквиваленту.
. . . (Более других соответствует сложившейся традиции следующий критерий, по которому из общей товарной массы выделяются предметы, в достаточной степени обладающие свойством денег и группируемые в рассматриваемой координатной плоскости. Чем больше однотипных предметов и чем с большей частотой, меняют своих владельцев в процессе рыночного товарообмена, сохраняя форму своей биоэнергетики, тем в большей степени этот класс товаров относится к категории денег.)
. . . Известные денежные драгметаллы - золото и серебро – расположатся в точке 1. Бытовое их потребление довольно ограничено и некритично для жизнедеятельности хомо-сапиенсов (в отличие от той же соли), но исторически сложился естественный человеческий солидаризм, обеспечивающий устойчивую потребительскую ценность этих материалов, сделавшую их популярными универсальными деньгами.
. . . Эмиссия металлических монет, в которых содержанием драгметалла становится всё меньше, а информационной, номинальной компоненты всё больше, формирует восходящий из точки 1 график 1-5-8. Соответственно, синхронно с облегчением монет должна расти солидарная поддержка их оборота, увеличивая координату Х (иначе стоимость их номинальной компоненты никогда не поднимется выше нуля, и монета будет продолжать цениться лишь по её металлической начинке). В пределе процесса облегчения, в точке 8, находятся деньги, представляющие собой чисто информационные объекты, с нулевым драгметаллическим содержанием и, соответственно, с минимальной стоимостью изготовления и обращения, эмиссия которых даёт эмитенту предельно возможный доход, равный тиражу дензнаков. Но солидарная поддержка обращения таких «пустых» денег со стороны общества, в котором они применяются, требуется максимальная.
. . . Возможен и принципиально иной вариант чисто информационных денег (точка 6), не обременяющих солидарной поддержкой общество их пользователей, поскольку ценность этих денег обеспечивает другое, зарубежное общество. То есть, когда в стране обращаются информационные деньги другого государства (Как, например, в России – евро или доллар). Соответственно, если драгметаллическую монету начинает чеканить иностранное государство, постепенно облегчая её относительно номинала, то для использующего её общества нерезидентов данный процесс сформирует восходящий график 1-3-6.
. . . В границах треугольника 1-8-6 расположатся все степени резервирования национальной денежной единицы чужими валютами (точнее, степени замещения своей солидарной денежной компоненты – чужой). На отрезке 1-5-8 такое замещение равно нулю, на отрезке 1-4-7 – 50%, и на отрезке 1-3-6 обращающиеся в обществе информационные деньги на 100% обеспечиваются чужой солидарной поддержкой, фактически являясь валютными талонами на предъявителя (выпущенными на сумму валютных резервов, выведенных из оборота и принадлежащих данному обществу).
. . . Область существования разных типов денег.
. . . В треугольнике 0-1-6 расположатся все расчётные инструменты, не требующие иной солидаризации участников рынка, кроме естественной. В этот треугольник попадают: бартер и его драгметаллическая разновидность, инвалюта и валютные талоны со 100% резервированием. Главным плюсом таких денег является их надёжность – они будут приниматься продавцами и в полной анархии, при нулевой государственной поддержке финансовой системы. Но неизбежной платой за безотказность данного средства платежа будут значительные издержки общества, пропорциональные интенсивности и номенклатуре внутреннего товарооборота, усугубляемые упущенной выгодой из-за полного отсутствия эмиссионного дохода.
. . . Неудобство бартера, высокая стоимость драгметаллов и инвалюты, и другие издержки надёжных «либеральных» денег - последовательно уменьшаются по мере приближения характера денежного инструмента к точке 8, к «дешёвым», чисто солидарно-информационным деньгам. Соответственно, неизбежной платой за сокращение издержек системы расчётов становится неустойчивость последней. По логике СЛМ, существует сильная положительная обратная связь между мотивацией к разрушению информационно-солидарного денежного оборота и степенью его разрухи. Ведь наибольшую выгоду (наименьшие потери) будут иметь те субъекты рынка, кто первыми откажется от солидарной дисциплины: начнёт подделывать рисованные деньги, или – неограниченно их эмитировать, или - избавляться от них в пользу более твёрдой валюты и товарных запасов. Что и гарантирует быструю обвальную ликвидацию чисто информационного расчётного инструмента (коллапс финансовой системы), как только начнёт падать его солидарная поддержка участниками рынка. Поэтому использование такой системы возможно только в достаточно солидаризированных обществах, что, по логике СЛМ, в неэкстремальных условиях жизнедеятельности, обеспечивается лишь одним – сильной, централизованной государственной властью.
. . . Но оптимальная по затратам и надёжности система денежных расчётов, хотя и важна для национальной экономики, не является первостепенной задачей для властьимущих. Поэтому, эффективное централизованное государство обычно выстраивается по иным, более весомым основаниям, а рациональные деньги в нём вводятся уже потом, благодаря открывающимся возможностям солидаризированного общества. Соответственно, как только государство начинает сыпаться, его нематериальные информационно-солидарные «монеты» мгновенно теряют в цене.
. . . Первые мощные государственные институты, способные в наибольшей степени контролировать своих граждан и национальную экономику, создаются при монархии. Что и позволило таким государствам как средневековый императорский Китай, вводить в обращение наиболее выгодные казне информационно-солидарные деньги (в то время – бумажные). Логично, что именно такие деньги сейчас стали нормой для всех общественных формаций с сильной центральной властью, равно как и строгие меры по защите государственной денежной монополии.
. . . Пока создавались и совершенствовались первые государства, господствовала бартерная система натурального обмена, постепенно, «либерально-рыночно», развивавшаяся в сторону уменьшения торговых издержек за счёт использования всё более удобных «денежных товаров». Которым, по очевидным причинам, сначала стали драгоценные металлы - золото и серебро (дорого, компактно, не гниёт и пользуется устойчивым спросом), являясь, фактически, тем же бартером, только немного сдвинутым в солидарную область извечным ажиотажным интересом хомо-сапиенсов к «презренному металлу». Далее, когда чеканка монет стала государственной монополией, начался логичный процесс облегчения денег до полной их эфемерности/информационности. Этим общая СЛМ-теория денег исчерпывается и мы переходим к её практическим приложениям.
. . . Российские финансы с точки зрения классической экономической теории и теории СЛМ.
. . . По мнению автора и по логике теории СЛМ, единственный смысл научной теории состоит в функции рабочего инструмента, начиная с познания предмета теории (получения о нём новой информации) и заканчивая практическими рекомендациями по целенаправленному преобразованию этого предмета. Соответственно, в данном конкретном случае теории денег, новой информацией будет описание модели реальной финансовой системы (российской), а практическими выводами – варианты комплексного решения её главных проблем (теоретическое обоснование путей её позитивной трансформации).
. . . Трактовка российской денежной системы определяется автором как «новая информация» прежде всего потому, что она кардинально расходится с официальной версией, основывающейся на классической экономической теории (сокращённо – КЭТ). Сразу следует оговориться, что под последней здесь понимается её неоклассическая версия, которая сейчас монопольно доминирует в российских образовательных программах и в пропагандистской аргументации правящего режима. Иные направления экономической мысли, расходящиеся с толкованием группировки теоретиков «экономического блока правительства», представляются неактуальными в силу их оторванности от российских реалий, и несвязанности в рамках единой полноценной теории.
. . . В качестве главных внешних проявлений сущности российской денежной системы автор предлагает рассмотреть четыре показательных феномена:
. . . 1. Гиперинфляция начала 90-х,
. . . 2. Всплеск бартерных и квазиденежных расчетов начала 90-х
. . . 3. Устойчивая инфляция предкризисных «тучных» лет и текущего кризисного периода.
. . . 4. Синхронное с инфляцией, постоянное «укрепление рубля».
. . . Гиперинфляция.
. . . В настоящее время КЭТ-трактовки феномена постсоветской гиперинфляции начала 90-х не существует. По мнению автора, достаточным основанием данного утверждения служат два факта. Первый – царящая разноголосица мнений научно-экономического сообщества по данному вопросу, даже на уровне действующих вузовских учебников. Причём, выражаются эти мнения крайне поверхностно, философски, с явным антисоветским идеологическим уклоном, резко контрастирует с другими разделами той же теории, куда более строгими и деидеологизированными.
. . . Например:
«…причина гиперинфляции – несовершенство рыночных структур. В 92-93 году цены были отпущены при полном господстве ранее сформировавшихся олигополистических и монополистических структур в общественном производстве. В результате рост цен сопровождался затовариванием предприятий и остановкой производства.» «Экономическая теория» Р.Г. Янбарисов. И вплоть до ссылок на сингулярность гиперинфляционного периода, при которой в экономике всё так сильно деформируется, что экономические законы перестают действовать (прямо как законы физические, в «чёрной дыре»), отчего никаких рациональных экономических моделей для обвального падения рубля не может по определению.
. . . Второй показательный факт – громкий провал нашего учёного КЭТ-авангарда из группировки либеральных реформаторов (Гайдара и Ко) – в прогнозировании результатов проводимой ими денежной политики. Обсчитывая перспективу либерализации цен эти горе-теоретики исходили из базовых постулатов классической макроэкономики - из простого соотношения соврублей и среднего товарооборота на конец 80-х. Получалось, что для достижения баланса товарной массы и массы рублёвой достаточно лишь двукратного роста цен.
. . . Хорошо запомнился пример, кочевавший по публичным выступлениям высокопоставленных «либеральных экономистов» той поры, старавшихся внушить гражданам уверенность в завтрашнем дне пересказом азов монетаризма: если в национальном финансовом обороте останется всего один рубль, то его стоимость неизбежно станет равна многим миллиардам долларов. Поэтому, контролируя печатный станок власть надёжно управляет и обесцениванием рубля. Поэтому граждане могут не бояться за свои сбережения - инфляция «деревянного» находится в надёжных руках новой демократической власти, действующей в полном соответствии с проверенной экономической наукой.
. . .
«… Политики часто возлагают вину за инфляцию на алчных предпринимателей, могущественные профсоюзы, крупные нефтяные компании, иностранцев. Однако подобные уловки - не более чем средство отвлечь общественное мнение от истинных причин инфляции. И экономическая теория, и исторический опыт показывают, что инфляция возникает в силу всего лишь одной-единственной причины - быстрого роста денежной массы.» (АЗБУКА ЭКОНОМИКИ Р. Строуп, Дж. Гвартни)
. . . Натурный же эксперимент показал, что в новой, постсоветской реальности вес местных рублей определяется не монетарными формулами, а ценниками в обменных пунктах. Будет написан на ценнике миллиард долларов – пойдёт рубль за миллиард. А если никто в обменниках не будет давать больше доллара за килограмм рублей, то и везде будет доллар/кг, вне зависимости от количества этих рублей и товарной массы на внутреннем рынке. (За 1991-1995 рост цен был, примерно, в 4500 раз, а за один только 1992 год - в 26 раз). Аналогично в тот период вели себя местные деньги и в других постсоветских государствах – Украине, Казахстане, Белоруссии, в которых не были сразу введены валютные талоны под кредиты западных держав и МВФ.
. . . В отличие от КЭТ, теория СЛМ трактует данный гиперинфляционный феномен однозначно и в полном соответствии с изложенным выше пониманием денег. По логике СЛМ, в 90-91 году произошёл быстрый переход российского общества от социалистической формации к – феодальной. Что, в частности, означало замену сильного, централизованного государства (института госвласти) на рыхлое, абсолютно импотентное в части производства солидарных благ сборище шкурно мотивированных чинуш. Все социалистические «хозяйствующие субъекты» превратились из «винтиков» единого советского производственно-потребительского механизма, имевшего внятные обязательства по товарному обеспечению национальной валюты, в самостоятельных рыночных субъектов, никому и ни чем не обязанных. Мало того, параллельные деструктивные изменения происходили и во властных структурах, призванных силой защищать национальную денежную единицу. Пренебрежение такой защитой быстро разрушало ключевые элементы централизованной системы денежного обращения (когда, зачастую, было просто невозможно переслать деньги из одного города в другой, а вот фальшивые «чеченские авизо» обналичивались на миллиарды, и местные республиканские власти самостоятельно «рисовали» своим банкам щедрые кредиты, занимаясь незаконной эмиссией).
. . . До «либеральной революции» 91-92-го года положение рубля в СЛМ-координатах соответствовало точке 8 – информационно-солидарной денежной единице, ценность которой на 100% обеспечивается государственными – принуждением и ресурсами. После сваливания российского общества из социализма в постиндустриальный феодализм (
[...]), единственными работающими в нём деньгами стало подмножество сущностей, ограниченных треугольником 0-1-6. Соответственно, ходить прежний бумажный рубль (сначала советский, а потом российский) мог теперь лишь в качестве валютного талона со 100% покрытием (точка 6). При ничтожных валютных запасах России того периода ценность рубля-талона логично стремилась к нулю, пока не достигла равновесного состояния с резервами. Причём, на любом отрезке гиперинфляционной спирали рублёвая масса всегда была многократно меньше той, которая по монетарным формулам должна была бы обеспечить наблюдавшееся падение ценности рубля, о чем, в частности, свидетельствует ещё один денежный феномен того бурного периода – масштабный бартер.
. . . Кстати, даже оппонирующие нашему официозу экономисты находятся в плену тех же КЭТ-ошибок. Например, известный кризисный аналитик М.Хазин предлагает вернуть в министры финансов Геращенко, поскольку при нём, в 92-94 году гиперинфляция заметно снижалась, и должен существовать некий волшебный рецепт, которого не знает действующий министр Кудрин. Но гиперинфляция 91-94 годов и инфляция 2001-2008 – результаты абсолютно разных процессов. И последовательное замедление гиперинфляционного обвала было естественной нормализацией национальной финансовой системы (приведением её в соответствие с установившейся феодальной реальностью). Разумеется, можно было испортить и эту антиинфляционную тенденцию какими-нибудь сумасбродными действиями, но Геращенко сумасбродом не был. (Кстати, и в других постсоветских государствах гиперинфляция была аналогично побеждена естественным ходом событий – переходом к валютному талону, но никто их министров финансов того периода за гениев почему-то не держит).
. . . Бартер.
. . . Ситуация с КЭТ-моделью феномена бартера середины 90-х примерно такая же как и с гиперинфляцией. Его единой классической трактовки не существует, а встречающиеся в публикациях и учебниках версии сильно смахивают на отговорки. Вообще-то складывается стойкое впечатление, что наши учёные-экономисты хотят поскорее забыть 90-е годы со всем их бурным содержимым, как досадное недоразумение, портящее красивую картину единственно верного учения, всепобеждающего «экономикса». (Хотя, казалось бы, настоящие исследователи должны гоняться за аномальным и быстро меняющимся, способным дать максимум новой информации за минимальный отрезок времени.)
. . . Вот, например, плод изысканий авангарда российской экономической мысли - Государственного Университета «Высшая Школа Экономики». Точнее, его профессора Липсица И.В., уже 8 лет стереотипно излагающего в школьном и вузовском - учебниках «Экономики» процесс замены тупиковой советской «командной экономической системы» на здоровую «рыночную», сопровождавшийся феноменом масштабного бартерного рынка.
. . . Начинается всё, по мнению уважаемого профессора с неспособности социалистической экономики создавать достаточный объём потребительских благ, от чего, в тогда ещё советском обществе создаётся острый товарный дефицит (очереди, пустые полки, народное недовольство и пр.) за которым наступает период бартерного обмена:
"... в России, в конце 1991 г. на пороге экономических реформ дефицит всех товаров стал настолько острым, что обычные деньги перестали быть полезными - огромная доля торговли пошла на основе бартера. И тут же выявились новые денежные товары (автомобили, лес, сталь, бензин, мясо) на которые можно было выменять всё что нужно...". Эта натурально-обменная архаика длится до тех пор, пока преобразование командной экономики в - капиталистическую не начинает давать свои плоды. Животворящие рыночные механизмы восстанавливают «невидимой рукой» бездефицитный рынок, товары снова выпускаются, магазины наполняются, деньги снова котируются, бартер сходит на нет.
. . . Некорректность изложенной КЭТ-версии о порождении бартера товарным дефицитом становится очевидной уже по тем же самым КЭТ-учебникам, при прочтении других глав, посвященных теории денежного обращения. Они не содержат ни малейших намёков на возможность отказа от пользования деньгами из-за нехватки товара. Это не следует ни из одной формулы или соотношения. В самом худшем случае получается лишь высокая инфляция и избыток денег, а вовсе не их отсутствие. И вдруг такой пассаж - не хватает товаров, значит - деньги долой! (Что, кстати, противоречит и реальным событиям тех дней. Ведь даже в самый разгар бартерного оборота никто в России не отказывался продавать товар за деньги - за валюту, через надёжные зарубежные счета, и за простые наличные рубли, которые не застрянут в банке, которые сразу можно превратить в зарплату и рассчитаться с поставщиками. И за безналичные рубли вполне успешно шла торговля – в промежутках между банковскими кризисами и обвалами курса рубля. Кроме того, именно с периодом начала бартера совпал бум российских бирж, что тоже никак не вяжется с «острым товарным дефицитом».
. . . Зато тезис о нехватке товаров, как первопричине возникновения бартерного рынка и краха советского рубля, позволяет КЭТ-экономистам выстраивать красивую, идеологически грамотную логическую цепочку, выводящую все беды из порочного социализма и его тупиковой «командно-административной» экономики, ловко вынося за скобки тему развала страны и соучастия в нём разного рода перестроечных реформаторов, включая и их экономическое крыло. Последнему теперь положены только лавры, поскольку именно они открыли дорогу рынку, который, в свою очередь, победил дефицит и породил новые, работающие деньги, которые, правда, достались далеко не всем. Но вины реформаторов здесь нет, поскольку дефицит устроили ещё коммунисты, чем и сгубили народные рублёвый сбережения.
. . . Теория СЛМ трактует феномен бартера начала 90-х в полном соответствии с вышеизложенной трактовкой денег, как логичное следствие первого феномена – гиперинфляции. Когда в распадающемся СССР советско-российские рубли, несовместимые с новой общественной формацией, пошли на вес, других денег, отвечающих реалиям новой, предельно десолидарной экономики феодального общества (золота, инвалюты или её талонов), на постсоветском пространстве просто физически ещё не существовало (в том количестве, которое смогло бы обслуживать текущий товарооборот). От того-то и расцвёл бартер, несмотря на его колоссальные издержки - как единственно возможная форма товарообмена при остром денежном дефиците и физической невозможности государства эмитировать устойчивые информационные деньги. То есть, порождён он был вовсе не дефицитом товаров, как учат в ГУ ВШЭ, а - острейшим дефицитом денег. Существовал же бартер до тех пор, пока финансовый оборот российской экономики не наполнился новыми расчётными инструментами, ценящимися в феодальном обществе: чужой валютой, валютными талонами ЦБ России и денежными суррогатами, вроде векселей и взаимозачётов.
. . . Как видим, СЛМ-трактовка бартерного периода куда более соответствует монетарной теории, нежели КЭТ-версия, и не оскорбляет «историческую память». Но вот деяния экономистов-реформаторов и состоятельность их КЭТ-философии она сильно девальвирует, в лучшем случае, до преступной некомпетентности, существенно усугубившей социальный кризис в распадавшемся СССР.
. . . Непобедимые – инфляция и укрепление рубля.
. . . Постоянная, двузначная инфляция (как в докризисные тучные годы, так и сейчас, в разгар экономического спада) и такое же постоянное укреплением рубля – два других российских денежных феномена, в трактовке которых СЛМ и КЭТ принципиально расходятся. В отличие от объяснений гиперинфляции и бартера, официальные КЭТ-версии инфляции и укрепления чётко сформулированы и существуют в единственном варианте. Который полностью соответствует КЭТ-канону и поддерживается абсолютно всем научным сообществом, включая и оппозиционных кремлю экономистов. Россиянам этой версией (ускоренным ростом денежной массы относительно массы товарной, за счёт притока валюты извне) уже плешь проели, постоянно упоминая её в СМИ, в качестве обоснования титанических стерилизаторских усилий Минфина, ЦБ, и лично тов. Кудрина. И, наконец, эта версия инфляции и укрепления рубля имеет международный сертификат – её самый видный приверженец, министр финансов Кудрин, на пике своей борьбы с «избыточной денежной массой» был объявлен лучшим в мире начфином 2007 года.
. . . Главных моментов, заставляющих сомневаться в корректности официальной модели инфляции три.
. . . Первый – явно антиинфляционное соотношение объёма рублёвой массы к внутреннему валовому продукту России (ВВП). За последние восемь лет, с 2000 по 2008, оно довольно плавно нарастало с 13% до 30% (при явно драконовских ставках рефинансирования ЦБ от 40 до 20-ти %). Поскольку нормальное соотношение для небедных стран - 1:1, при ставках рефинансирования меньше 10% поддерживающее инфляцию в пределах единиц процентов, то по каноническим макроэкономическим законам, прописанным во всех учебниках, из-за острого денежного дефицита России давно уже следовало столкнуться с дефляцией, а уж никак не с двузначной инфляцией.
. . . Второй момент – принципиально новое сочетание макроэкономических параметров (динамики денежной массы и инфляции) в текущий кризисный период. Если мы посмотрим на рост рублёвой массы, например, за последние три года – 2006-2008 – то, действительно, увидим довольно равномерное увеличение. Которое, в среднем, за месяц, до июля 2009 (за 30 месяцев), составлял около 250 миллиардов рублей/месяц, около 2% прироста. При этом, реальная инфляция за тот же период была, в среднем, тоже под два процента в месяц (что и служило главным аргументом доморощенных КЭТ-экономистов). Но сейчас, в кризисный период, уже скоро год как прироста денежной массы нет. А месячная инфляция осталась той же самой – в районе 2%, дополнительно подрастая в период девальвации. То есть, уже почти год в российской экономике идёт накопление антиинфляционного фактора и, с поправкой на упавший курс рубля, его уже накопилось более 60-ти миллиардов долларов, но никакого заметного антиинфляционного эффекта не наблюдается.
. . . Третий странный момент – всегда синхронное с инфляцией «укрепление» рубля, хотя по логике КЭТ это несвязанные процессы. Позволю напомнить, что согласно КЭТ, «сила» национальных денег (синонимом т.н. «реального курса») численно определяется как отношение стоимости одинаковых товарных корзин двух стран в местных валютах, поделённое на соотношение стоимости этих валют, или - на их обменный курс. То есть, если в странеА цена товаров в местной валютеА вдруг вырастает, например, в два раза, а в странеБ цена товаров в валютеБ не меняется, и при этом не меняется обменный курс валют А и Б, то сие означает, что сила валютыА относительно валютыБ выросла на 100%, или, что сила валютыБ уменьшилась относительно валютыА на 50%. Такое же усилениеА будет, если на валютной бирже удвоится цена валютыА в валютеБ, без изменений внутренних цен обоих стран.
. . . Для наглядности СЛМ-трактовки феноменов нашей умеренной инфляции, укрепления и пропагандистской шумихи вокруг обоих, воспользуемся простейшей аналогией – экономической конфигурацией из пары двух условных стран – богатых, сильных США и нищего, феодального Афганистана. Пусть в обоих роль денег выполняет американский доллар, а совпадающая по номенклатуре производимая товарная масса (пригодная для расчёта силы денег) выражается в условных «баранах». Очевидно, что показателя обменного курса валют США и Афгана в данной конфигурации нет, как, естественно, нет и никакой относительной «силы денег», поскольку везде ходит один и тот же доллар. Есть только разница цен на «баранов» - американских и афганских. Поэтому, если цена афганских баранов начнёт меняется по каким-либо местным причинам (падёж, неурожай/урожай, смута и т.д.), то единственным корректным определением этого процесса и будет «изменение цены», обусловленное отношениями покупателей и продавцов данных баранов и местным афганскими обстоятельствами. Пытаться примешивать сюда какие-либо монетарные факторы и параметры, вроде инфляции (в её классической трактовке) – натурально грешить против истины.
. . . Последнее утверждение верно даже в том случае, если в условный Афганистан, по какой либо причине, вдруг хлынет бурный (по местным меркам) долларовый поток. Вызовет ли это взрывной рост внутренних бараньих цен по известной формуле баланса товарно-денежного оборота? Естественно - нет, поскольку афганские бараны - не единственный товар, который можно будет купить за дополнительные доллары. Разумеется, недоедавшие местной баранины туземцы теперь смогут её докупить, от чего бараны несколько подорожают, но вряд ли этот прирост потребления будет столько велик, что породит острый дефицит и взметнёт цены баранов до небес, чем и поглотит весь приток валюты.
. . . В резко разбогатевший Афганистан тут же валом потекут импортные продукты, конкурирующие с местной бараниной и сдерживающие афганских пастухов от значительного повышения цен даже при росте спроса. Плюс, и сами богатые афганцы начнут вывозить из страны лишние доллары, неотоваренные на Родине, например, отдыхая на курортах, покупая недвижимость, вкладываясь в акции зарубежных компаний и т.д. То есть, либо вслед за долларами в Афганистан придёт товар, либо лишние доллары уйдут за этим товаром из Афгана, от чего, при любом раскладе, баланс товаров/денег на внутриафганском рынке баранины будет сохраняться близким к традиционному. Какая бы астрономическая масса долларов не обрушилась на Афганистан, в Кабуле под ногами они никогда валяться не будут, а местные бараны никогда не станут «золотыми». Соответственно, в такой финансовой конфигурации, из-за местного долларового изобилия никакой местной инфляции и никакого местного «реального курса», локализованных внутри Афганистана, возникнуть не может.
. . . Теперь рассмотрим двувалютную модель афгано-американских финансов - введём в неё новый денежный элемент. Пусть марионеточному кабульскому правительству США или МВФ дадут долларовый кредит (или на Афган прольётся «валютный дождь»), который ляжет на счета американских банков и послужит золотовалютным резервом Афганистана. Под этот резерв в Кабуле печатаются национальные афгани с фиксированной привязкой к доллару (через покупку-продажу в казённых обменниках) и участвуют в денежном обороте Афганистана наравне с долларом. По теории СЛМ, никакого иного варианта собственных информационных (бумажных) денег, кроме как валютный талон, для современной феодальной страны не существует.
. . . Очевидно, что введение туземного талона на доллар в первоначальной, одновалютной финансовой связке США-Афганистана ничего принципиального не меняет. Эмиссия талонов, в силу её незначительного объёма и привязке к резервам, практически не увеличивает общую денежную массу доллар+афгани (тем более, что валютное покрытие талонов-афгани резервируется на банковских счетах и замедляет свою оборачиваемость). Соответственно, нет ни малейших оснований вводить во взаимоотношения доллара и его талона какие либо иные параметры, кроме директивно устанавливаемого обменного курса. Поэтому, если какие-либо причины вынуждают афганский рынок повышать цену на местных баранов, то как и в одновалютной конфигурации, это будет лишь подорожанием конкретного товара, синхронно происходящее как в талонах, так и в долларах, и ничем более.
. . . Но введение талонной денежной единицы даёт возможность государственной пропаганде начать морочить людям голову популярной макроэкономикой - понятиями «реального курса» и «монетарной инфляции», которые в условиях талонной финансовой системы являются типичными химерами. Например, если характерная для феодального общества высокая степень паразитизма (грабежа местных производителей и торговцев, погружающих их в нищету и заставляющая или постоянно повышать цены на свой товар, или разоряться) сочетается в Афганистане с большим притоком валюты извне, то складывается достаточно напряжённая идеологическая ситуация, поскольку в бедной стране гораздо легче внушить нищему, ограбленному народу закономерность его обездоленности, чем в стране богатой, с купающимися в бесстыдной роскоши нуворишами. Логичный ход в таком положении - попытаться навешать народу псевдонаучной лапши, маскируя заумной демагогией макроэкономические последствия преступной деятельности госэлиты.
. . . Схема оболванивания довольно проста:
. . . Во-первых, рядовых граждан - пользователей валютных талонов - приучают воспринимать непрерывное подорожание местных «баранов» в местных афгани-талонах как классическую, монетарную инфляцию афгани, объясняя её избыточным внутренним предложением денег от слишком хорошей жизни – «голландской болезнью» от высоких экспортных доходов.
. . . Во-вторых, одновременно, в массовое сознание граждан внедряется химера «реального курса афгани». Постоянным ростом этого мифического курса мошенники объясняют подорожание тех же афганских баранов, но уже в долларах (которое, естественно, происходит синхронно с «инфляцией» местных денег-талонов). Это «укрепление» афгани-талона учёные-экономисты объясняют, разумеется, той же благородной «голландской болезнью». Сохранение же постоянного обменного курса талона, при постоянном падении его покупательной способности на афганском рынке, трактуется жуликами как удачное совпадением темпов инфляции и скорости укрепления афгани (которые, вообще-то, вовсе не обязаны совпадать, на чём, впрочем, КЭТ-учёные внимание аудитории стараются не акцентировать).
. . . Данная, чисто жульническая игра словами и смыслами опирается на известный психологический изъян людей малосведущих, «голосующих сердцем», настроение которых управляется не столько разумом, сколько набором простых ассоциативных шаблонов (иррациональных аргументов), вроде - «рифмуется, значит - правда», «сильное/крепкое лучше слабого/мягкого», «высокое лучше низкого», и т.д. Что и позволяет паразитам успешно водить за нос простых афганцев, разбавляя их мрачные думы по поводу очередного подорожания баранины сказками о взятии нового рекордного рубежа «реального курса афгани», а так же о том, что, не смотря на свою нищенскую зарплату, безуспешно пытающуюся догнать рост цен, каждый бедняк всё время «реально богатеет», поскольку носит в кармане всё более крепкие/сильные деньги (при неизменном их количестве и падающей покупательной способности). Конечно, если простой афганец достаточно наблюдателен, то он может задаться вопросом - а с каких-таких дел инфляция афгани и рост его реального курса - уже который год совпадают до долей процента? Но много ли в Афгане найдётся таких умников?
. . . Второе веское основание для госэлиты заморочить головы простым афганцам макроэкономическими сказками тоже заключается в грабеже, но не мелком, на уровне взаимоотношений хозяев бараньих отар и кормящихся с них феодалов, а в – общенациональном, когда доится всё туземное общество в целом. Если афганские бараны выгодно экспортируются в США, но тратить средства на их закупку у американцев нет желания или возможности (например, по жлобству или стеснённости в деньгах), то бараны будут экспортироваться неэквивалентно. Что век назад вылилось бы в прямой колониальный грабёж. Сегодня же сильные страны грабят слабых более гуманно - через скупку туземных правительств и проведение их руками мошеннических финансовых операций в пользу метрополии. Суть которых чудесным образом совпадает с КЭТ-рецептом лечения от мучающей афганцев «голландской болезни» - от высокой инфляции постоянно крепнущего афгани-талона. Для понижения инфляцию и ослабления национальной валюты КЭТ-эксперты предлагают перекачивать обратно за границу как можно большую массу экспортной выручки (например, в стабилизационный фонд и в явно избыточный золотовалютный резерв), и сдерживать местное кредитование высокими процентными ставками. Кстати, именно за успехи на ниве такой перекачки министр финансов Кудрин и получил звание лучшего в мире «стерилизатора» за 2007 год.
. . . Вошедшее в систему кредитование богатого покупателя бедным продавцом - деяние крайне сомнительное, даже для неискушённых в экономике рядовых граждан. Поэтому-то марионеточным правителям и их зарубежным хозяевам, занятым доением несчастной неоколонии, требуется надёжное пропагандистское прикрытие, элементом которого служит безраздельное доминирование КЭТ в образовательных программах, в подаче экономических новостей и в популярной аналитике. Легион КЭТ-учёных, «экспертов» и обозревателей за иудины сребренники (гранты от чужих паразитов и оклады/чины - от своих) трубят на каждом углу о реальном укреплении национального долларового талона, о его непобедимой инфляции и о причине обоих феноменов - благородной «голландской болезни», всячески скрывая истинную причину – разболтанное, слабое феодальное государство, завшивевшее сверх всякой меры.
. . . Возвращаясь от аналогий к текущим российским реалиям. По логике СЛМ, к концу второго десятка своего независимого капиталистического бытия, Россия продолжает оставаться типичным феодально-паразитическим обществом. Что в экономическом плане означает, во-первых, неспособность поддерживать солидарную ценность собственных информационных денег и, во-вторых, высокие паразитические издержки субъектов экономики.
. . . В здоровом, демократическом обществе, даже если оно использует в качестве денег валютные талоны, высокая налоговая нагрузка на производителей не переносится автоматически на потребительские цены рынка, налоговые сборы разных уровней, в основном, относятся к категории необходимых производственных затрат, только консолидируемых в том или ином масштабе (вплоть до общенационального) для повышения эффективности их вложения. Подобные издержки компенсируются бизнесу дополнительными благами, создаваемыми на собранные деньги. Например, развитой инфраструктурой, качественным соцобеспечением, массовым профобразованием и т.д.
. . . Если же значительная часть налогов и разнообразные дополнительные поборы – просто дань паразитам, выплачиваемая валютой или талонами, которая не возвращается плательщику солидарными благами государственной выделки, а с концами уходит за рубеж, то неизбежна макроэкономическая реакция в форме устойчивого повышения внутренних цен полудохлым мелким и средним бизнесом (разумеется, то же повышение, но уже со стороны частных и государственных монополий – не реакция, а лишь одна из форм феодального грабежа).
. . . Ещё одним важным следствием сочетания высоких паразитических издержек с талонно-валютной системой финансов является жёсткая связь трёх факторов: курса рубля-талона, уровня валютной выручки экспортёров (резервы ЦБ пополняющих) и уровня паразитических издержек (резервы ЦБ истощающих). Пока Россия остаётся феодальной страной, уменьшать уровень паразитических издержек центральная власть может только одним способом – роняя курс рубля (дань паразитам собирается, главным образом, в талонах, поэтому ущерб от неё будет прямо пропорционален их курсу). Вследствие чего, как только приток валюты в страну падает, тут же начинают таять резервы ЦБ, и тают до тех пор пока власть не восстановит баланс притока-оттока, резко девальвируя рубль. Что в России недавно и было сделано Центробанком в очередной раз, чисто ручной операцией, как только обозначился быстрый отток резервов из-за мирового кризиса (Разумеется, со временем эффект девальвации сходит на нет – паразиты постепенно добирают своё повышением поборов, и если приток валюты в страну не восстановится, ронять курс талона-рубля придётся опять).
. . . Той же цели - удержать на приемлемом уровне наполнение талона «рыночными методами», служат и запретительные ставки рефинансирования, устанавливаемые ЦБ и Минфином. Все разговоры о, якобы, рыночном (в смысле - негосударственном) характере формирования курса рубля смешны, учитывая степень его резервирования золотовалютным резервом ЦБ (от 70% в 2000 году и свыше 100% на конец 2008), а также средние объёмы скупки и интервенций ЦБ, и значительный объём экономической деятельности российского госсектора.
. . . Сегодня доллары и евро остаются в России важным расчётным инструментом, дополняющим денежный оборот до функциональной нормы. Инвалюта концентрируется в области накоплений и крупных платежей, обращаясь гораздо медленнее рублей-талонов, которые полностью утратили функцию «сокровищ» и используются только для расчётов по текущим платежам, обращаясь максимально быстро. «Быстрые» платежи это, прежде всего, зарплата и розничный товарооборот, поэтому в обслуживающая их денежной массе так высока доля наличности (за 10 лет она плавно снижалась с 50% до сегодняшних 30%, при мировой норме около 10%).
. . . Вероятность возникновения классической, монетарной инфляция в российской валютно-талонной денежной системе примерно такая же, как и в отдельном супермаркете, по причине автоматически поддерживающегося товарно-денежного баланса. Если в современной России вдруг окажется больше денег, чем требуется для обслуживания внутреннего товарооборота, лишние расчётные инструменты (валюта и талоны) не обесценятся, а уйдут валютой за рубеж. Или – дополнительный товар придёт сюда из-за кордона, следуя за свободной валютой. Любое же существенное изменение внутренних российских цен (валютное и талонное) может иметь только немонетарные причины, из которых просматривается только одна – общенациональная и устойчивая - аномально высокие паразитические издержки производителей.
. . . Кроме того, валютно-талонные деньги угнетают банковскую систему России, лишая её способности эффективно исполнять функцию кредитования. Если в обороте находится минимум рублей, никто их по настоящему не копит и ЦБ не может их свободно эмитировать, то и кредиты банкам давать особо не с чего. Российским банкирам остаётся прозябать на обслуживании текущих расчётов, перепродаже валюты и «стирке» краденого.
. . . Экспериментальной проверкой всего вышесказанного могут послужить планы нашего президента сделать из рубля международную резервную валюту. По логике СЛМ, з/в резервы из валютного талона - как из гoвнa – пуля. Поэтому, если планы Медведева реализуются без явных изменений общественной формации России, если хотя бы несколько развитых государств начнут резервировать сегодняшние рубли-талоны для поддержки собственных валют, значит в СЛМ-теории денег кроются серьёзные ошибки.
. . . О позитивной трансформации российских финансов.
. . . И последнее. По логике настоящей теории, в самих по себе российских деньгах сейчас ничего изменить в лучшую сторону нельзя. Их форму и суть жёстко задаёт действующая общественная формация – феодализм постиндустриальный. Поэтому, любые заметные позитивные изменения в финансовой системе России, в её макроэкономических характеристиках, могут произойти только после изменения самой формации российского общества.
Вход
Правила
FAQ
Поиск
Добавлено: 04.06.09 21:39 