А поэтам не надо искать жен, к ним приходят Музы...
Уже который час я маялся. Бесцельно и бездумно валялся на полу, пытаясь под новым ракурсом рассмотреть надоевшую до тошноты и известную до последней паутинки в дальнем углу (паучка зовут Киса, почему — фиг его знает...) комнату; ползал по-пластунски по все тому же полу и внимательнейшим образом изучал конфигурацию щели между половицами, представляя себя орлом, парящим над Большим Каньоном; лежа навзничь, рассматривал серый несвежий потолок, мысленно представляя его райскими небесами (а действительно, какие там небеса?)… Время тянулось медленно и бездарно, безвозвратно утекая с моего жизненного депозита. В голову ничего не приходило — ни слов, ни музыки, да и сил, соответственно, тоже никаких не было. Не было ничего! В конце концов, изнемогая от нервного напряжения, я решился прибегнуть к традиционному способу стимуляции творческой мысли — хлебнуть пивка. Даже удивительно, как такая простейшая мысль не пришла в голову раньше! Озадаченный этим обстоятельством, я поднялся на ноги и поспешил к холодильнику, в котором, о чудо, осталась последняя бутылочка драгоценного напитка. Повизгивая от предвкушения, вытянул запотевшую принцессу из грубо урчащего нутра ее хладнокровного тюремщика, суетливо вскрыл обратным концом валявшейся на столе ложки и приготовил уста для сладострастного поцелуя с пивным горлышком… В прихожей раздался требовательный стук в дверь. В истерзанной душе возникла какая-то эмоция — то ли досада на то, что кто-то не вовремя приперся, то ли наоборот, слабая надежда, — а вдруг это хорошая весть? Замерев на долю секунды с полуоткрытым ртом, но рассудив, что сперва надо выяснить, в чем там дело, я так с бутылкой в руке и отправился открывать. Повозившись одной рукой с запорами, я распахнул дверь и увидел… лошадь. Настоящую лошадь, правда небольшую — пони, что ли… И в какой-то накидке — попоне вроде. Лошадь стояла на площадке восьмого этажа шестнадцатиэтажного дома, расположенного почти в центре современного мегаполиса. Ее глаза были прикрыты, видимо она дремала, а голова с нестриженной длинной гривой немного подрагивала во сне (?), как будто она хотела приветственно кивнуть. Я, оторопело глотнув из бутылки, не придумал ничего лучше, как идиотски улыбаясь, произнести "З-здра-авствуйт-те..." Лошадь, будто только и ждала этих слов, открыла глаза и, отчетливо икнув, действительно кивнула, с достоинством тряхнув гривой. Я тоже машинально кивнул, после чего она подалась вперед и зашла в квартиру, звонко цокая копытами. Я выглянул на площадку, в надежде увидеть шутников, давящихся смехом над удачным розыгрышем, но там никого не было. А из комнаты донеслось — Николаич, закрывай дверь, и давай сюда! Я закрыл дверь и ошеломленно замер, боясь повернуться. До меня дошло, что в квартире никого не было, кроме… говорящей лошади?! "Кто? Конь в пальто!" — закрутилась в голове дурацкая фраза. Действительно, надо было еще спросить "кто?" — саркастически подумал я и отхлебнув еще глоток, повернулся. Лошадь не исчезла, потому-что из комнаты доносились какие-то непривычные звуки — сопение и громкий шорох. — Ну где ты там, иди уже! — в голосе звучали нотки нетерпения, и мне не оставалось другого выбора, как осторожно войти в комнату. *** Лошадь сидела на полу на задних ногах и опираясь на вытянутые передние, как собака. Она была скорее белого цвета, во всяком случае, белее потолка. Но самое поразительное — то, что вначале я принял за попону, оказалось парой настоящих крыльев, которые теперь красовались, гордо расправленные, у нее за спиной. Видимо, это был Он... Подтвердив мои догадки, (конь) приветливо глянул на меня большими карими глазами и произнес, — Да да, он самый, прошу любить и жаловать... Я так и застыл в дверях со своей бутылкой, не зная, как быть. — Да не тушуйся, Николаич, давай сюда, садись рядом и рассказывай, чего не получается! — голос у него был довольно приятен, можно сказать, баритон, хотя и вроде как с иностранным акцентом (действительно, это же не… ммм… славянский конь!). Я сел рядом, скрестив ноги по-турецки. Пегас кивнул на пиво, — Угостишь? Я, спохватившись, неуверенно протянул бутылку, не понимая, как он собирается из нее пить, но он, ловко обхватил ее передними копытами, запрокинул морду и опустошил одним глотком. После чего глаза его стали еще теплее, и, интеллигентно отрыгнув (деликатно отвернув морду в сторону и извинившись на французком), он продолжил разговор. — Ах, Габриэлла… девочка моя! — ?? — Ту кобылицу звали Габриэлла, про которую ты думаешь написать, — я помню ее, как сейчас, эти крутые бедра… — Пегас мечтательно прикрыл глаза и опять вроде задремал, но через секунду гордо встряхнул гривой и спросил, — А кстати, где твой пенный элексир? — Это была последняя бутылка, я же не знал... Пегас фыркнул, как настоящий конь, и с чувством стукнул копытом по полу — я даже испугался, что он его проломит. — Ты все-таки посмотри в своем… леднике! — он хитро покосился на холодильник. Не желая ссориться, я встал и театрально распахнул дверцу, сделав витиеватый жест свободной рукой в сторону гостя. — Ну вот, неси! — с издевкой изрек тот, — а то нету, нету... Обернувшись и заглянув внутрь агрегата, я увидел, что он до отказа забит темными запотевшими бутылками непривычной формы, с готическими буквами на этикетках. — Мое любимое. Пф… Пфердест… — морда коня расплылась в добродушной ухмылке, — а ладно, неважно. Моя нижняя челюсть никак не хотела возвращаться в исходное положение. Механически набрав полные руки холодных бутылок, с трудом передвигая непослушные конечности, я вернулся к коню. — Так вот, о чем это мы… Ах, да, Габи, бедная Габи… — ухмылка сменилась грустной гримасой, Пегас быстро откупорил первую бутылку зубами и поставил передо мной, вторую открыл для себя, чокнулся с моей донышком и тут же наполовину осушил, —… Как убойного спирта стакан… Мейне либе Габи, Николаич, ты гений, серьезно тебе говорю! — А как… Откуда ты узнал, я же еще не… — промямлил я, осторожно потягивая незнакомый напиток (как оказалось, великолепное пиво). — Ну ты, Николаич, даешь! — конь посмотрел на меня с искренним удивлением, — Я же этот, как это… Во-волшебный! "Резонно" — подумал я, но как-то это было, блин, необычно… Нажраться пива с конем, тем более мифологическим — такое никому не расскажешь, ведь не поверит никто! Да и пиво неизвестно откуда взялось… Хотя, опять же, все в рамках логики — он же источник вдохновения, как-бы. — Ну давай, записывай уже, ты же знаешь теперь, как дальше, — возле Пегаса уже валялось несколько пустых бутылок, он снова прикрыл глаза и сидел слегка пошатываясь, опустив голову, изредка потряхивая гривой и похлопывая крыльями, всхлипывая и декламируя, — Иногда вдруг привидится мне... Я подполз к ноуту, и вдохновенно забарабанил по клавиатуре: Как убойного спирта стакан Иногда вдруг привидится мне Одинокая лошадь в грозу Что стреножена, ждет на стерне Но никто до нее не идет Чтобы путы с лодыжек сорвать Чтоб не холодно стало бы ей И отсюда смогла ускакать А холодные струи грозы Беззащитную лошадь секут И как будто бы сердце мое На кусочки безжалостно рвут... Обессилев от творческого экстаза, я упал на пол, и невидящим взором уставился в потолок, а перед глазами так и плыла эта картинка — белоснежный Пегас, разбивая мощными ударами крыльев струи грозы, стремительно опускается рядом с… Габриэллой, вмиг разгрызает ненавистные путы, и вот они вдвоем взмывают в небеса, к свободе и любви... Разбудил меня дверной звонок. Подхватившись со сна, в чем был, выскочил в прихожую и поспешно, не спросив, кто там, открыл дверь... На пороге стояла очаровательная молодая дама в изящной шляпке с кокетливой маленькой вуалькой и небольшим ридикюльчиком, коим она застенчиво прикрывалась, держа обеими руками под животом. Кроме шляпки и ридикюльчика, на даме ничего не было. — Ммм… М-муза? — обреченно спросил я. Дамочка безмолвно кивнула, и прошмыгнула мимо меня в квартиру. Я даже не стал осматривать площадку, и сразу закрыл дверь.
|