Беспорочно ли зачатие?

Область практического применения социалистической идеи

Давно назревавший в нашем обществе кризис, неумолимое приближение которого тщательно скрывалось непорядочной властью, был, все-таки, непроизвольно вызван новым курсом нашего нового руководства, именуемым перестройкой. Задуманная как средство всеобъемлющего обновления неэффективного управления народным хозяйством страны, которое довело производство и экономику в целом до критического уровня застойных явлений, она, тем не менее, дала результат совершенно противоположный. Относительно спокойное протекание процесса загнивания и разложения советского общества сменилось резким его обострением, которое вот-вот перейдет в свою решающую фазу. Ускоренный развал находившейся в предкризисном состоянии экономики, сопровождаемый быстрым распадом государства и разобщением народов, вынуждает нас посетить тот теоретический тупик, в котором все еще находятся нынешние толкователи Маркса. Они уже изменили своему прежнему единомыслию, прекратив доказывать лживость буржуазной экономической науки и самоуверенно утверждать о классовом превосходстве над ней нашей пролетарской политэкономии.

Одни из них, тоскуя по беззаботному прошлому, никогда не требовавшему проявления ими своих высоких профессиональных качеств в обмен на не вполне качественное, но выше среднего материальное обеспечение, все еще пытаются, в угоду правящей партийно-бюрократической олигархии, обосновать внеэкономические методы принуждения к труду. Другие все еще блуждают в безнадежных поисках социальной справедливости, мечтая переделить неделимое, нисколько не задумавшись над тем, что, собственно, представляет собой эта самая справедливость и какая взаимосвязь существует между экономическими категориями и нравственными. Третьи, безошибочно чувствуя личную выгоду, услужливо отдают бывших советских трудящихся на откуп новоявленным нуворишам. С достойным лучшего применения усердием превозносят они общечеловеческие ценности, которые представляются им не иначе, как в виде переполненных прилавков тамошних супермаркетов. Их нимало не смущает то обстоятельство, что только совсем недавно все они угодливо, стройным хором и наперебой, спешили обосновывать задним числом любые некомпетентные исторические решения нашего высшего партийного руководства в народно-хозяйственной сфере.

Можно было бы подумать, что обнаружившееся вдруг удивительное многообразие взглядов наших экономистов является следствием выражения каждым из них всего лишь собственных убеждений, сложившихся в результате индивидуального аудиовизуального наблюдения и самостоятельного критического анализа явлений окружающей нас действительности. В этом случае можно было бы признать за ними хотя бы субъективную честность. Воздержаться от такого предположения мы вынуждены, глядя на то, с какой злобой они швыряют друг в друга увесистые идеологические булыжники, подчинив свою профессиональную и общественную деятельность корыстным интересам определенных политических группировок.
Политика всегда там, где происходят столкновения человеческих интересов, которые бессильна разрешить любая естественная наука, так как даже самая фундаментальная из них изучает не более чем столкновения материальных объектов. Выяснить возможность приемлемого разрешения, все туже затягивающихся в невообразимо запутанный клубок, противоречий в человеческом обществе должна была бы такая общественная наука, как политическая экономия, однако, введение в свое время в псевдонаучный обиход Краткого курса пролетарской политэкономии надолго приостановило ее собственное развитие.

В политической борьбе самым причудливым образом переплетаются интересы, экономические, прежде всего, каждого члена общества, отдельных социальных слоев, общественные интересы в целом и, так называемые, государственные интересы. Каждый член общества, в том числе и каждый экономист, в своей политической борьбе, в своих политических симпатиях и пристрастиях преследует достижение, в первую очередь, личного интереса, которому, по его мнению, наиболее соответствуют цели той или иной политической группировки. Желаемое достижение чужих и заведомо безнравственных целей выдается по этой причине за всенепременное пришествие общественного блага в целом. Принятие многими в качестве своих собственных целей известной политической группировки, осуществленных в Октябре 1917 года в интересах самого многочисленного социального слоя общества, оказалось более чем неудачным. Не остается ничего другого, как предположить, что удовлетворение общественных интересов означает удовлетворение интересов каждого без исключения члена общества. Если это предположение справедливо, а иначе общественные интересы превращаются в некую отвлеченную абстракцию, которой ловко жонглируют на подмостках псевдодемократии всевозможных мастей политиканы и политиканствующие экономисты, то, очевидно, что предлагаемые ими экономические программы ничего общего с ними не имеют. Весьма пространно рассуждая об общественном благе, они преподносят нам в качестве такового защиту интересов все того же, самого многочисленного социального слоя, допуская, таким образом, возможность заведомого ущемления интересов одних членов общества другими в процессе осуществления предлагаемой ими экономической политики.

Из всего многообразия человеческих интересов определяющим является интерес экономический, так как его, пусть и в различной мере, испытывают все члены общества и на протяжении всей своей жизнедеятельности. Степень достаточности удовлетворения экономического интереса во многом определяет степень достаточности удовлетворения довольно широкого круга других интересов. Это очевидное обстоятельство позволяет ограничиться выяснением возможности удовлетворения только экономического интереса, с одной стороны. Со стороны другой, справедливость допущенного предположения предоставляет возможность противоположного подхода к решению экономической задачи, то есть - удовлетворить общественный экономический интерес путем удовлетворения экономического интереса каждого члена общества. В таком случае остается всего лишь выяснить следующее: в чем заключается этот интерес, степень его несовпадения с экономическим интересом каждого из остальных, а также возможность более или менее приемлемого устранения этого несовпадения.

Очевидно, что крайне низкая эффективность нашего общественного производства является следствием утверждения в стране впервые победившего социализма недостаточно качественных экономических отношений. Причиной тому могут быть два обстоятельства: либо экономическая теория Маркса является искаженным отражением основных закономерностей общественного бытия, либо имеет место неправильное ее толкование и соответственное практическое применение.

Прежде, чем приступить к решающему испытанию догматов коммунистической веры, обратимся к социалистической идее, являющейся одним из множественных проявлений гуманизма, который, в свою очередь, представляет собой течение человеческой мысли, возникшее на основе длительного наблюдения с незапамятных времен утвердившейся в человеческом обществе несправедливости. Провозгласив необходимость достижения всеобщих справедливости, равенства и братства, она получила свое дальнейшее обоснование и развитие в теоретических трудах и практических социальных экспериментах основоположников и последователей утопического социализма. Но и до социалистов были люди, которые не могли примириться с тем, что значительная часть общества прозябает в беспросветной нищете в то время, когда некоторая его часть буквально утопает в вызывающей роскоши. Они считали необходимым, чтобы имеющие слишком много поделились частью своего непомерного богатства с теми, которые и вовсе ничего не имеют. Однако и до этих доброхотов такое перераспределение, пусть и в далеко недостаточной мере, уже осуществлялось отдельными членами общества подачей милостыни сидящим на церковной паперти, например, и в виде других индивидуальных или групповых актов благотворительности. То есть, теоретическое и практическое развитие социалистической идеи, должное выяснить принципиальную возможность построения общества всеобщей справедливости, происходило в направлении организационного совершенствования добровольной благотворительности, самопроизвольно возникшей на определенном этапе имущественного расслоения человеческого общества.

Первым достижением такого рода стало требование обязательности участия в благотворительной деятельности всем достаточно для того имущим. Следующий шаг в этом направлении сделали социалисты-утописты, потребовавшие, уже от капиталистов, не только обязательности участия, но и необходимости обеспечить, уже рабочим, определенные человеческие условия существования. Если обязательность вместе с необходимостью выражались ими в сослагательном наклонении, то социал-демократы придали им категорическую форму, твердо и недвусмысленно заявив, что выполнение выдвигаемых ими требований не должно зависеть от желания и настроения капиталистов.

С момента выдвижения социалистической идеи против справедливости и братства в виду полной неопределенности, а потому и необязательности этих понятий, особых возражений не возникало. Что касается всеобщего равенства, то оно, экономическое, прежде всего, явно не устраивало значительную и наиболее могущественную часть общества. Капиталисты не шибко торопились следовать громким и настойчивым призывам социалистов, имея собственное, более соответствующее их корыстным интересам представление о необходимых и допустимых условиях существования для рабочих. Не испытывая, совершенно обоснованно, никаких иллюзий относительно возможности получить в обозримом будущем их добровольное согласие на утверждение в обществе всеобщего экономического равенства, наиболее невыдержанные и настойчивые из социалистов выдвинули коммунистическую идею. Последняя представляет собой несвоевременную попытку преодолеть уже тогда проявлявшуюся подспудно недостаточность идеи социалистической. Согласно коммунистической идее эксплуатируемые и угнетенные, избавившись неведомым, правда, образом от своих угнетателей, должны самостоятельно построить общество всеобщего благоденствия.

Выдвижение коммунистической идеи свидетельствовало о том, что на этот раз социалисты, по меньшей мере, наиболее решительные из них, одними благостными увещеваниями не ограничатся, что и было полностью подтверждено дальнейшим ходом событий. Такой, достаточно неожиданный и заведомо неприемлемый для власть имущих оборот обусловил быстрое превращение глухого неприятия капиталистами социалистической идеи и плохо скрываемой неприязни к социал-демократии в целом в патологическую нетерпимость идеи коммунистической, а также в открытую и неизбывную вражду ко всем ее последователям, которые не замедлили ответить со своей стороны полной взаимностью.

Несмотря ни на что, для всех предшественников Маркса необходимость устранения капиталистов оказалась, даже теоретически, неразрешимой задачей. Большей частью носители коммунистической идеи ограничивались гневным обличением многочисленных пороков современного им капиталистического общества или описаниями вымышленных построений свободных от эксплуатации и угнетения общностей индивидуумов: <Солнечный город> - Кампанелла, <Утопия> - Т. Мор. Однако сам Маркс, будучи в высшей степени радикальным, без каких-либо колебаний предложил использовать для избавления одной части общества от другой своеобразный набор весьма жестких способов - от экспроприации до физической ликвидации. С целью теоретического обоснования необходимости подобного образа действий и в качестве практического руководства будущим экспроприаторам он разработал соответствующую революционную теорию, которой, в ее более развитом виде, мы имели несчастье воспользоваться в Октябре 1917 года.

Между тем успешная ликвидация капиталистов как класса в отдельно взятой стране исключила какую-либо возможность использования в советском обществе социалистических начал распределения. В результате сплошного обобществления и поголовной коллективизации оказалось, что дать надо всем, да и обещано было совсем не мало, а вот тех, у которых для этого можно было бы хоть что-нибудь взять, в порыве революционного энтузиазма искоренили вчистую. Социалистическая идея, следовательно, не нашла у нас никакого практического применения. Утвердившиеся в нашей стране общественно-экономические отношения явились результатом материализации незаметно бродившего до тех пор по Европе призрака. То есть, общественно-экономический строй, называемый революционными теоретиками и практиками социалистическим, оказался следствием осуществления недостаточно обоснованной коммунистической идеи наиболее решительными ее последователями. В экономических отношениях она была реализована в виде системы тотального централизованного распределения, а в отношениях общественных - в виде всеобъемлющей тоталитарной власти.

Действительно, использование социалистических начал распределения в отношении всех членов общества и вовсе не имеет никакого здравого смысла. Поэтому революционным практикам не оставалось ничего другого, как осчастливить все общество целиком за его, общества, собственный счет. Присвоив право бесконтрольного злоупотребления совокупным результатом общественного производства, они и довели распределение его в нашем обществе до невиданных ранее по своей извращенности форм. Тем самым они поставили всех остальных в подчиненное и унизительное положение, оставив своим <тяжким уделом> осуществление исключительно руководящей и направляющей роли.

Социальная политика в самых различных формах проводится во многих странах. А ее бесхитростная сущность в том и состоит, что у членов общества, имеющих высокие и весьма высокие доходы, изымается определенная их часть, которая затем распределяется между имеющими низкие и весьма низкие, вплоть до полного отсутствия таковых, доходы. То есть, сущность социальной политики есть перераспределение некоторой части материальных благ и осуществляется она в отношении только тех, которые в социальной защите нуждаются. Сама необходимость использования социалистических начал распределения предполагает обязательное существование глубокого расслоения общества по имущественному благосостоянию, прежде всего. Поэтому они могут иметь место только в обществе, основанном на недостаточно качественной экономической организации. Классическим примером весьма эффективного использования социалистических начал распределения является превозносимая в настоящее время, пресловутая шведская модель <гуманного и демократического> капитализма, представляющая собой, как впрочем, и все остальные модели, не более чем социал-демократический тупик. Сглаживая путем перераспределения некоторой части материальных благ резкие социальные контрасты, социалистические начала распределения направлены, в конечном счете, на сохранение, в течение сколь угодно длительного времени более чем выгодных для некоторой части общества, существующих экономических отношений. Именно по этой причине буржуазия, пусть и не по своей доброй воле, допускает их умеренное использование профсоюзами, правящими социал-демократическими и другими партиями и, даже, проводит самостоятельную активную социальную политику.

В высшей мере безнравственной оказывается даже организованная благотворительная деятельность, осуществляемая в отношении здоровых и вполне работоспособных членов общества. В высшей степени унизительным является их положение, при котором они вынуждены получать средства к существованию в виде жалких благотворительных подачек. Безнравственность эта подобна безнравственности людей, стремившихся в свое время облегчить незавидную участь раба или крепостного, не испытывая в то же самое время никаких сомнений в правомерности существования рабства и крепостничества. Того же рода безнравственность социалистов, проявляющих унижающую человеческое достоинство заботу о рабочих, нисколько не сомневаясь при этом в правомерности существования наемного труда. Если давным-давно для превращения человека в бессловесный рабочий скот требовалось превратить его в раба, совсем недавно для этого достаточно было упразднить Юрьев день, то в настоящее время для того, чтобы превратить человека в ничто, достаточно опутать его всеобъемлющей социальной защитой.

Налицо очевидные ограниченность и порочность социалистической идеи, озадачившие когда-то одного из известнейших социалистов-утопистов своего времени, которым является Оуэн. Проведя очередной социальный эксперимент, он остался весьма неудовлетворенным его окончательными результатами. К своему величайшему огорчению он обнаружил, что подопытные рабочие, несмотря ни на что, оставались его рабами. Это чувство неудовлетворенности он объяснил себе тем, что еще не создал для них соответствующие его собственным представлениям человеческие условия существования, а не тем, что, оказавшись волею случая между капиталистом и подневольными рабочими, он тотчас превратился для последних в непосредственный источник материальных благ. Именно этим обстоятельством вполне объясняется непреодолимость огромной дистанции, существовавшей в пирамиде общественной и производственной иерархии между незадачливым экспериментатором, с одной стороны, и остальными участниками неудачного социального эксперимента, со стороны другой.
Таким образом, коммунистическая идея, получив свое практическое воплощение в виде крайне некачественной системы экономических и общественных отношений, которыми являются тотальное централизованное распределение и тоталитарная власть, соответственно, выявила свою полную несостоятельность, оказавшись не более чем химерой. Социалистическая идея, возвестив о своем зачатии звоном первого, брошенного в качестве подаяния медного пятака и увенчавшись использованием социалистических начал распределения, уже полностью исчерпала себя, хотя и не в нашем обществе, а в той самой, якобы чрезмерно благополучной, а потому непомерно самодовольной, Швеции.

Предпринятая шведской социал-демократией наименее болезненная попытка очередного продвижения к обществу всеобщего благоденствия также оказалась бесплодной, обернувшись потерей динамизма экономического развития, застойными явлениями в производстве, политическим поражением социал-демократов. Такой обескураживающий результат обусловлен тем, что социалистические начала распределения есть по своей сути внеэкономическое перераспределение определенной части совокупного результата общественного производства. Доля внеэкономического перераспределения имеет некоторый предел, одновременно с преодолением которого практически полностью устраняется положительный субъективный фактор в производстве, так как в этом случае даже капиталист теряет всякий личный интерес в дальнейшем развитии своего предприятия. Окажись шведская социал-демократия настолько неосмотрительной, продолжив и далее наращивать долю внеэкономического перераспределения, тогда, по умолчанию, товарно-денежные отношения были бы заменены тотальным централизованным распределением, буржуазная парламентарная демократия - тоталитарной диктатурой, экономическое неравенство - номенклатурным. Однако проявленное с ее стороны здоровое благоразумие избавило общество от подобной участи, позволив ему своевременно вернуться в область более приемлемой на данный момент времени общественной и экономической организации.

Представляется очевидным, что возможность достижения более качественных общественно-экономических отношений посредством использования социалистической идеи ограничивается возможностями социалистических начал распределения, представляющих собой наиболее высокую форму организованной благотворительности, получившей свое законченное развитие, превратившись в один из основных вопросов внутренней политики государства. Что касается идеи коммунистической, то отложим более пристальное ее рассмотрение на некоторое время, не забывая о своей ответственности за уже высказанные критические замечания в ее адрес.

Отсутствие какой-либо возможности дальнейшего существенного организационного совершенствования благотворительности исключает для социалистов всякую перспективу как теоретического, так и практического продвижения к своей заветной, но недостижимой, увы, цели. А энергичная и достаточно результативная некогда деятельность социал-демократии по переустройству общества превратилась постепенно в вялотекущую и совершенно непродуктивную составляющую мирового общественно-исторического процесса. Вместе с тем даже наиболее совершенная в настоящее время модель общественного устройства далеко не дотягивает до идеальной, что само по себе является достаточным побудительным мотивом для настойчивого поиска возможности хотя бы некоторого улучшения качества общественной и экономической организации. Таким образом, призрачность коммунистической идеи, ограниченность социалистической не оставляют никаких надежд на возможность достижения посредством использования любых их практических приближений всеобщих справедливости и равенства в человеческом обществе. Совершенно иные идеи, совершенно иные подходы и совершенно иные практически приемлемые решения требуются в это, весьма непростое для нашего общества время.

= В. Я. Мач =