Распределение и первобытный коммунистический рай

РАСПРЕДЕЛЕНИЕ И ПЕРВОБЫТНЫЙ КОММУНИСТИЧЕСКИЙ РАЙ.

Тотальное централизованное распределение настолько удовлетворяло корыстным интересам господствующей коммунистической номенклатуры, что не могло быть и речи о каком-либо его ограничении, не говоря уже о поиске иных, более совершенных экономических и общественных организационных форм существования советского общества, не укладывающихся в жесткие рамки тоталитарной диктатуры. Огромная толпа титулованных идеологов от общественных и экономических наук настойчиво выискивала всевозможные несуществующие преимущества общественно-экономических отношений <нового типа>, обосновывая их с помощью наукообразной словесной эквилибристики. Однако явная несостоятельность общественной и экономической организации, основанной на тотальном централизованном распределении совокупного результата общественного производства, вызывает глубокие сомнения в практической целесообразности подобного изобретения. Что касается его новизны, то уже сами создатели теории научного коммунизма, оглянувшись на досуге назад, разглядели в необозримом историческом прошлом наше светлое будущее в виде коммунизма первобытного.
Чтобы выяснить степень светлости нашего далекого прошлого, обратимся к так называемому неписаному периоду в истории человечества, характеризовавшемуся полным отсутствием отношений товарообмена. Экономическая организация отдельной независимой человеческой общности, на то время это была первобытная община, предполагает в этих условиях обязательное подавляющее преобладание, в качестве основы экономических отношений, непосредственного натурального распределения. Имеется всего два способа его осуществления. Одним из них является полномасштабный неуправляемый самопроизвольный процесс, завершающийся, как правило, возникновением отношений между сильным и слабым, представляющих собой прообраз отношений между преступником и его жертвой. Другим способом непосредственного натурального распределения является распределение единоличное, правом которого обладал наиболее сильный в физическом отношении индивидуум. Невозможность существования какого-либо иного способа непосредственного натурального распределения означает, что на самой заре развития человеческого общества человек мог двояким образом присвоить результат чужого труда, который он мог либо отнять, либо воспользоваться правом единоличного распределения.
Действительно, находясь еще в состоянии первобытной дикости, в качестве отдельной особи первобытного стада, человек, надо полагать, уже проявлял повышенный интерес к результату чужого труда, то бишь, к чужому куску. Однако, собирательство подножной пищи, существовавшее в то время в качестве единственного способа производства, практически исключало возможность возникновение недоразумений на этой почве. Отдельные случаи, учитывая многочисленность первобытного стадного сообщества, не могли вызвать никаких изменений его примитивной общественной и экономической организации. Совершенно другое дело представляла собой первобытная община, где кроме собирательства подножной пищи существовал и такой коллективный способ производства, как охота на крупных животных, который обусловил необходимость определить долю каждого ее члена в крупной добыче путем непосредственного натурального распределения. Недопустимость полномасштабного неуправляемого самопроизвольного процесса очевидна, так как неизбежным его следствием будет незамедлительный распад любой независимой человеческой общности. Единоличное распределение оказалось на то время наиболее приемлемой формой экономической организации, которая только и позволила сохранить целостность первобытной общины. Это означает, что устойчивое состояние отдельной независимой человеческой общности могло быть обеспечено только посредством единоличного распределения, господствовавшего в качестве единственно возможной экономической организации индивидуумов, наряду с единоличной властью, господствовавшей в качестве единственно возможной их общественной организации, за 4 - 6 тысяч лет до нашей эры, если справедливо утверждение Маркса, относившего именно к этому времени возникновение в Вавилонии самых ранних отношений обмена.
Следуя <научному предвидению> того же Маркса, устранив в Октябре 1917 года товарно-денежные отношения, разрушив сферу обмена, мы враз оказались за той, скрывающейся во мгле тысячелетий чертой, из-за которой до нас не дошло никаких исторических сведений об общественно-экономической организации индивидуумов. В виду несоизмеримости территории, численности населения первобытной общины и первого в мире социалистического государства, несопоставимости уровней их развития единоличное распределение и единоличная власть возвратились в других своих ипостасях: в виде тотального централизованного распределения совокупного результата общественного производства и в виде тоталитарной диктатуры соответственно. Вот такое поразительное сходство, заключающееся в полном подобии самого передового общественно-экономического строя наиболее примитивной организации независимых человеческих общностей, существовавшей еще тогда, когда никакой другой и быть не могло, обнаруживается между коммунизмом первобытным и научным.
Если быть более точным, то соответствие общественно-экономических укладов столь разнесенных во времени периодов развития человеческого общества впервые предположил английский историк Де Морган еще задолго до победы социализма в отдельно взятой стране. Вот здесь и надо было бы призадуматься о целесообразности возврата к общественно-экономической организации далекого прошлого. Да не тут-то было. Это открытие пришлось весьма кстати создателям научного коммунизма, и с легкой подачи Де Моргана оно стало неотъемлемой составной частью коммунистического учения в виде коммунизма первобытного, более чем удачно вписываясь в одну из составных частей марксизма, которой является гегелевская диалектика. Не допуская обратного хода <колеса истории>, она предполагает в своей геометрической интерпретации бесконечные возвраты <на круги своя>, так как, согласно ей, весь процесс общественного развития укладывается в <прокрустово ложе> некоей восходящей диалектической спирали. А научный коммунизм как раз и замыкал в этом случае первый ее виток, сомкнувшись в своей проекции на гипотетическую плоскость с проекцией коммунизма первобытного.
Таким образом, испытав все суровые прелести коммунистического номенклатурного рая, мы в некотором отношении оказались в условиях современника первобытного коммунизма. Это позволяет с уверенностью утверждать о том, что наши древние предки заплатили развитию мировой цивилизации не меньше нашего. Не довелось им расслаблено блаженствовать в первобытных райских коммунистических кущах. На своей собственной шкуре, которая была ничуть не толще нашей, они вынесли более чем достаточно невзгод и жестокостей, всегда сопутствующих единоличной или тоталитарной власти, о которых сейчас можно только догадываться.
Что касается изобретенного Марксом коммунизма научного и <открытого> благодаря подсказке Де Моргана коммунизма первобытного, то оба они существовали только лишь в его собственном и его адептов воображении.