Критика господствующей экономической теории.

. . . . Благодаря кризису социализма и развалу СССР, во всём «цивилизованном мире», в статусе единственно верного научного мировоззрения утвердилось буржуазная идеология «золотого миллиарда». Сегодня она повсеместно внедряется в массовое сознание (включая и постсоветские общества), будучи распределённой по массиву таких «гуманитарных наук» как экономика, социология, психология, история, политология, теория бизнеса и пр. Единственный же конкурент в её весовой категории - марксизм-ленинизм – переместился в разряд официально признанных лженаук.
. . . .По сути являясь обществоведческой теорией, идеология современной буржуазной демократии покоится на двух вполне сложившихся «китах» – на философии общечеловеческих прав/ценностей и на экономической теории. По мнению автора настоящей работы оба эти капиталистические «кита» являются лжеучениями а их глобальный авторитет надувается искусственно, из чисто шкурных соображений господствующего буржуазного класса. Начать же критический анализ буржуазного обществоведения логично с экономической теории, играющей в этой паре ведущую роль (сходную с ролью «Капитала» в марксистско-ленинском обществоведении). Точнее, с её неоклассической версии, которая сегодня монопольно доминирует в госидеологии и образовательных программах всех несоциалистических стран. Далее, для краткости, будем именовать рассматриваемое «генеральное» направление - «КЭТ» - классическая экономическая теория.
. . . .Вот, навскидку, два свежих примечательных факта, иллюстрирующих вышесказанное.
. . . .Первый – тот единственный антикризисный рецепт для России, который смогли родить сегодня, в разгар экономической депрессии, наши видные российские «либеральные экономисты». Состоит он из одного пункта - дать всем желающим, прежде всего т.н. «демократической оппозиции», свободный доступ к СМИ. (Что бы уже там возникла широкая дискуссия о вариантах выхода страны из кризиса, в ходе которой и должны родиться конструктивные предложения. Родить таковые самостоятельно, у себя в кабинете, без ток-шоу, наши доморощенные знатоки экономической теории почему-то оказались неспособны.).
. . . .Второй факт – публичная речь президента США Барака Обамы, в ходе его первого официального вояжа в Россию. Выступил он ни абы где, а перед аудиторией экономического негосударственного вуза, перед собранием выпускников Российской экономической школы (РЭШ - негосударственное образовательное учреждение высшего профессионального образования, предлагающее магистерские программы по экономической теории и финансам. Преподавание в РЭШ ведётся ведущими российскими исследователями и профессорами, имеющими докторские степени известных мировых университетов - Гарварда, МТИ, Мичигана, Пенсильванского государственного, Лондонской бизнес-школы, Висконсина-Мэдисона, Тулузского). Поскольку ни чем научно-экономическим Обама, юрист по образованию, себя не запятнал, единственным содержанием такого выступления мог быть только идеологический заряд для группы туземцев - приверженцев/проводников импортной идеологии, оказавшихся поголовно экономистами.
. . . .Кстати, весьма характерен и явный дисбаланс между советскими/российскими учёными-экономистами и нашими же учёными других специальностей, в плане утечки на запад их мозгов. Почему-то первые (в числе прочих обществоведов-гуманитариев), даже увенчанные самыми высоким званиями, за рубеж совсем не текут, не говоря уже о среднем и нижнем, преподавательско-аспирантском звене. За границу их никто трудиться не приглашает, предпочитая щедро спонсировать бурную просветительскую деятельность по месту жительства, в России. При этом любых других учёных переманивают тысячами, правдами и неправдами, абсолютно не беспокоясь о деградации их направлений и школ в российских вузах и НИИ, обескровленных эмиграцией и безденежьем.
. . . .Несмотря бурный расцвет в России экономического образования, читателю настоящей работы следует ориентироваться на самостоятельный разбор и оценку нижеизложенной критической аргументации, не рассчитывая на содержательную реакцию действующих «учёных-экономистов». До сих пор, как при капитализме, так и при социализме, экономическая теория традиционно выполняет важную идеологическую функцию укрепления и оправдания действующего государственного режима, а её архаичное, философско-знахарское состояние (характерное и для почившей в бозе «политэкономии социализма») этой функции весьма способствует. Сегодня, после закрытия советской госкормушки, основная масса бывших знатоков марксистской экономики кормится пересказом наивным студентам западной экономической литературы и компиляций оной (фигурирующих как оригинальные экономические изыскания). Другие, более ловкие и бессовестные «учёные» советской школы, пробившиеся в «видные либеральные экономисты», работают на западную пропагандистскую машину в качестве рупоров и информационных поводов. Благосостояние обоих категорий «учёных» держится, исключительно, на громких званиях и академической традиции, логично обесцениваемых вместе с породившей их «наукой», поэтому, даже если несостоятельность КЭТ станет общепризнанной, последними кто с этим вердиктом согласится будут действующие «учёные-экономисты» - наши и зарубежные.

. . . 1. Основная ошибка классической экономики.

. . . .В основе некорректности КЭТ лежит та же причина, что и у всех, рассмотренных выше лженаучных обществоведений. Заключается она в неверной модели человека, лежащей в фундаменте данной теории (хотя КЭТ-индивидуум заметно ближе к истине, чем в прочих популярных социальных философиях). Типичен и мотив устойчивого пользования изначально некорректной КЭТ – защита интересов господствующих общественных слоёв (в данном случае – буржуазных), логично выбирающих «единственно верное учение» не по критерию истинности, а из соображений защиты своего социального статуса и капитала.
. . . .Неадекватная реальности, КЭТ-модель индивидуума минимально отвечает требованиям тех научных задач, решение которых анонсируется КЭТ-учёными. Эта модель худо-бедно работает лишь в ограниченной области самых простых, микроэкономических закономерностей, выходя за пределы которой начинает явно сбоить. От чего логика КЭТ получается рваной – макроэкономические закономерности не удаётся связать с микроэкономикой, из заявленных базовых свойств человека они не выводятся. Что признают и сами гуру КЭТ, которых трудно обвинить в предвзятости или некомпетентности. Вот, например, как пишет об этом профессор Сиэтлского университета (США) Пол Хейне в своём вводном курсе экономического анализа (к которому мы будем ещё неоднократно обращаться).
….. Проблему спадов и безработицы трудно обсуждать, не используя такие агрегированные показатели, как совокупные потребительские, инвестиционные и государственные расходы, налоговые поступления, совокупный спрос, национальный продукт и национальный доход. Вместе с тем важно учитывать, что эти показатели скрывают саму суть проблемы, которую мы пытаемся разрешить. Дело в том, что совокупный национальный продукт - это сумма продукции нескольких миллионов фирм, производящих различные блага при постоянно меняющихся условиях как со стороны издержек, так и со стороны спроса. Издержки и спрос для разных фирм могут изменяться в разных направлениях и с разной скоростью…..Великая депрессия породила теории экономических колебаний, оперирующие высокоагрегированными показателями. Это вполне объяснимо. Лишь такая теория может предложить достаточно простое (а значит - доступное) лекарство для больной экономики…(1)
. . . .То есть, даже представление такого актуального и повторяющегося феномена как экономический кризис, КЭТ-учёные не могут построить на основе объективно проверяемых микроэкономических закономерностей и поэтому прибегают к типичной философской технологии – строят кризисную модель из набора обобщённых макроэкономических показателей, собственно, сам кризис и характеризующих (как, в своё время, врачи-знахари объясняли комбинациями внешних состояний/симптомов как сами болезни, так и методы их лечения).
. . . .Другая характерная особенность, типичная для философских «наук» и в полной мере проявляющаяся в КЭТ – разделение учёного сообщества на спорящие лагеря. Как, например, деление на сторонников «спроса» и «предложения» (претендующих на роль ведущих кризисных факторов).
….. Популярность теории совокупного спроса во многом объяснялась верой в то, что стимулированное государством увеличение совокупного спроса способно ускорить экономический рост и поднять занятость… Многие экономисты разочаровались в попытках объяснить и найти решение проблем экономической нестабильности методами спроса и стали уделять больше внимания факторам, действующим со стороны предложения. В экономике, свободной от иллюзий, как утверждают некоторые сторонники политики предложения, рост совокупного спроса не вызовет ничего, кроме инфляции. Они предлагают сокращение налогов и другие меры, стимулирующие производителей, как более подходящие средства стимулирования экономического роста….Противники политики предложения утверждают, что она уже была испробована и не дала результатов. Ее сторонники считают, что она в основном себя уже оправдала, хотя испытывалась в условиях, далеких от честного эксперимента …..
. . . .… Сторонники манипулирования совокупным спросом будут, разумеется, настаивать на внешних причинах, объясняя, почему усиленное применение отстаиваемой ими политики сопровождалось усилением нестабильности. Но было ли это простым совпадением или, напротив, закономерным явлением, факт остается фактом: наиболее быстрая инфляция и высокая безработица после второй мировой войны наблюдались после того, как две основные политические партии страны (США) провозгласили приверженность политике "тонкой настройки" экономики посредством манипулирования совокупным спросом.(1)

. . . .И последнее неотъемлемое качество господствующей, официально утверждённой философской теории – её классово-идеологическая подкладка. О которой, например, ещё в 30-х годах прошлого века писал известный экономист Джон Мейнард Кейнс, как о само собой разумеющемся.
…. . . Идея, будто мы можем спокойно пренебречь функцией совокупного спроса, представляет принципиальную черту рикардианской теории, лежащей в основе того, чему нас учили на протяжении более чем ста лет….. Рикардо покорил Англию столь же полно, как святая инквизиция покорила Испанию. Не только его теория была принята Сити, государственными деятелями и Академическим миром, но даже самый спор прекратился. Альтернативная точка зрения совершенно исчезла, и ее просто перестали обсуждать. Великая загадка эффективного спроса, за решение которой столь рьяно взялся было Мальтус, улетучилась из экономической литературы. Вы ни разу не найдете упоминания о ней во всех сочинениях Маршалла, Эджуорта и проф. Пигу - авторов, которым классическая теория обязана своим наиболее зрелым воплощением. Она могла жить лишь украдкой, в подполье, на задворках у Карла Маркса, Сильвио Гезеля или майора Дугласа …
. . . . Полнота победы рикардианской теории - явление весьма любопытное и даже загадочное. Связано это с тем, что теория Рикардо во многих отношениях весьма подошла той среде, к которой она была обращена. Она приводила к заключениям, совершенно неожиданным для неподготовленного человека, что, как я полагаю, только увеличивало ее интеллектуальный престиж. Рикардианское учение, переложенное на язык практики, вело к суровым и часто неприятным выводам, что придавало ему оттенок добродетели. Способность служить фундаментом для обширной и логически последовательной надстройки придавала ему красоту. Властям импонировало, что это учение объясняло многие проявления социальной несправедливости и очевидной жестокости как неизбежные издержки прогресса, а попытки изменить такое положение выставляло как действия, которые могут в целом принести больше зла, чем пользы. То, что оно оправдывало в определенной мере свободную деятельность индивидуальных капиталистов, обеспечивало ему поддержку господствующей социальной силы, стоящей за власть предержащими.
. . . . Однако, хотя сама доктрина в глазах ортодоксальных экономистов не подвергалась до последнего времени ни малейшему сомнению, ее явная непригодность для целей научных прогнозов значительно подорвала с течением времени престиж ее адептов. Профессиональные экономисты после Мальтуса оставались явно равнодушными к несоответствию между их теоретическими выводами и наблюдаемыми фактами. Это противоречие не могло ускользнуть от рядового человека; не случайно он стал относиться к экономистам с меньшим уважением, чем к представителям тех научных дисциплин, у которых теоретические выводы согласуются с данными опыта.
. . . .Корни прославленного оптимизма традиционной экономической теории, приведшего к тому, что экономисты стали выступать в роли Кандидов, которые, удалившись из мира для обработки своих садов, учат, что все к лучшему в этом лучшем из миров, лишь бы предоставить его самому себе, лежат, на мой взгляд, в недооценке значения тех препятствий для процветания, которые создаются недостаточностью эффективного спроса…(2)


. . . . 2. Главные ошибки КЭТ, в свете альтернативной человеческой модели.

. . . . Теперь всё то, что в общих чертах было задекларировано в предыдущем разделе, мы рассмотрим и аргументируем более подробно. Начнём с недостатков фигурирующей в КЭТ модели человека (homo economicus), от которых последовательно перейдём к их макроэкономическим последствиям/ошибкам.
. . . . Напомним ее основные компоненты. Во-первых, целевая функция: деятельность человека является целенаправленной, причем целеполагание происходит заранее, до начала самой деятельности. Можно назвать много терминов, с помощью которых в экономическую теорию вносится фундаментальная предпосылка целенаправленности поведения, от Джевонсовской "полезности" и Менгеровских "потребностей" до более современных и элегантных "предпочтений", "вкусов" и просто "целей". Человек стремится к наибольшему значению своей целевой функции: лучшему удовлетворению потребностей и т.д. Причем под потребностями прежде всего имеются в виду потребности материальные, поддающиеся насыщению в соответствии с первым законом Госсена. Кроме того, предполагается, что потребности и вкусы удовлетворяются только за счет внешних объектов (благ), а не "внутренних источников" (к примеру - самостоятельной творческой деятельности). Такая предпосылка "обрекает" субъекта экономической теории на активную погоню за пассивными наслаждениями, которые, в свою очередь, понимаются часто количественно, что дает возможность Маршаллу приравнять их к определенным денежным суммам и позволяет плавно перейти от максимизации полезности (или удовлетворения потребностей) к максимизации прибыли.
. . . . Во-вторых: внешняя информация, доступная при выборе и принятии решений. Маржиналистская (за исключением Менгера) и ранняя неоклассическая литература предполагали ее полной или "совершенной". Конкретно это означает, что производителю какого-либо блага должна быть заранее известна не только его будущая рыночная цена (в случае совершенной конкуренции она задается извне рынком), но и будущая кривая спроса на это благо, т.е. количество товара, которое он сможет сбыть по данной цене.
. . . .Наконец, в-третьих, интеллектуальные возможности самого человека: l) его память, в которой хранится информация об иерархии его многочисленных потребностей и о степени их удовлетворения (для того, чтобы выполнялся второй закон Госсена)…. 2) его ум, позволяющий рассчитать результаты своих возможных поступков, взвесить их важность и выбрать наилучший вариант. Это придает целевой функции ее окончательную оптимизационную форму.
. . . .Данные три компонента (правда, их можно представить и в более мелкой разбивке) в совокупности образуют модель рационального или максимизационного поведения, лежащего в основе маржинализма и неоклассики.(3)
. . . . В соответствии с известным принципом: «всё познаётся в сравнении», будем анализировать КЭТ-человека отталкиваясь от альтернативной ему [...]. Базовым фактором последней (как и теории СЛМ в целом) является [...]. Возник этот фактор одновременно с зарождением жизни как таковой, задолго до человеческих - разума и мотивации. И только потом, через несколько миллиардов лет, в результате длительной эволюции живых организмов сформировалась человеческая поведенческая модель, как одна из эволюционных ветвей биоэнергетического максимизатора. Поэтому человеческая мотивация и результат инициированных ею усилий (в своей биоэнергетической составляющей) являются, как минимум, равноценными и взаимосвязанными факторами корректной обществоведческой человеческой модели. Соответственно, СЛМ-человек представляет собой соединение этих двух факторов – мотивации (целевой функции) и биоэнергетики (параметра этой функции). Реализуемая (в человеческих действиях) мотивация приводит к изменению индивидуальной и фоновой (общественной) биоэнергетики, которые, в свою очередь, трансформируют мотивацию индивидуума.
. . . . Если, как и в вышеизложенной КЭТ-модели, выделить информационные компоненты, только не разбивая их на отдельные - информацию, ум и память, а объединив в один человеческий информационный ресурс, то тогда СЛМ-человек будет представлять собой объединение трёх взаимосвязанных факторов: мотивации и двух составляющих биоэнергии - информационной и энергетической. В состав же хомо экономикуса войдут только два из этих трёх факторов: статичная, независимая ни от чего мотивация «грести под себя» и информационный фактор (отвечающий, исключительно, за количественную результативность гребли, но не за её ориентацию в каких-либо социальных координатах, включая и солидарно-либеральные). Энергия же, которой располагает индивидуум, вообще оказывается за пределами КЭТ-модели.
. . . .Отсутствие всякой связи между двумя частями хомо экономикуса а также их независимость от результатов его деятельности, не позволяют сформулировать какие-либо качественные показатели жизнедеятельности КЭТ-человека. Для такой конфигурации возможны только простейшие, количественные параметры: больше/меньше информации и больше/меньше результата (всегда положительного по определению). Причём, оценка этого «количества» может быть только субъективной, зависящей от личного мнения оценщика – такого же двучленного КЭТ-человека. (В системе взаимосвязанных факторов неизбежно окажутся связанными и все системные показатели, что ограничивает число их реализуемых комбинаций и даёт возможность оценивать одни показатели по изменениям других. Если же факторы не связаны, то каждый фактор – мера только для самого себя, оценщик – мера всему, а число разрешённых комбинаций бесконечно).
. . . .Поэтому, всё, чего не пожелает хомо экономикус, определяется в КЭТ «ценным» и «полезным». Соответственно, и эффективность человеческих действий (их КПД в разрезе накопления «полезного»), вслед за их результатом, становится субъективным, оценочным параметром.
. . . . эффективность любого процесса может меняться с изменением оценок, а поскольку все зависит от всего, любое изменение в любом субъективном предпочтении в принципе может изменить эффективность любого процесса….…Эффективность неизбежно является оценочной категорией. Это первый пункт, который необходимо зафиксировать. Эффективность всегда связана с отношением ценности результата к ценности затрат. В эффективности всегда будет, конечно, объективный компонент: наши симпатии и антипатии не определяют потенциальную теплотворность фунта топлива. Однако сами по себе физические параметры никогда не могут определить эффективность….(1)
. . . . Соответственно, по логике КЭТ, таким же субъективным, оценочным, становится и интегральный результат накопления ценностей – «богатство/благосостояние», равно как и скорость этого накопления – «экономический рост».
. . . Экономический рост состоит не в увеличении производства вещей, а в увеличении богатства. А богатство - это все то, что люди ценят. Материальные предметы могут, естественно, вносить свой вклад в богатство, и в некотором смысле они критически важны для производства богатства. В то же время нет обязательной связи между ростом богатства и увеличением объема, веса или количества материальных предметов. Неоправданное отождествление богатства с материальными предметами должно быть отвергнуто с порога. Оно бессмысленно. Кроме того, оно мешает пониманию многих сторон экономической жизни. …Подчеркивая ключевую роль оценок в любом показателе эффективности, мы отвергаем также общее убеждение в том, что экономика имеет дело прежде всего с "материальным" миром: с материальным богатством, материальным благосостоянием, или же материальными целями. Это попросту не так, и слово материальный на самом деле не имеет смысла в сочетании с такими словами, как богатство или же благосостояние.(1)
. . . .То есть, движением от меньшего к большему КЭТ-благосостоянию будет любой процесс, в ходе которого реализуются устремления действующего субъекта. Например, у упомянутого выше П. Хейне, любой акт обмена становится приращением богатства обоих сторон – даже если дорогие земли меняются дикарями на копеечные бусы.
…. Обмен создает богатство, поскольку добровольный обмен включает отказ от менее ценного (затрат) ради более ценного (результата). Обмен - настолько же производительный процесс, как и промышленное, и сельскохозяйственное производство.(1)
. . . .Или другой характерный пример субъективности и «гибкости» КЭТ-оценок, из самых свежих и ярких:
… Президент Франции Николя Саркози предлагает ввести новые параметры - счастье и доступность услуг здравоохранения - для оценки экономического роста страны. По его словам, Франция собирается сама изменить свою систему оценки и предлагает другим странам последовать примеру… Концепцию разработали два нобелевских лауреата по экономике Джозеф Стиглитц и Амартия Сен. Дж.Стиглитц считает, что в рейтинге, учитывающем показатели счастья и доступности услуг здравоохранения, Франция обгонит США, так как у французов более короткая неделя и больше свободного времени…(4) .
. . . .По логике СЛМ, включение в КЭТ-благосостояние/богатство всего, что только заблагорассудится человеку, включая и явный мусор с мишурой, делает принципиально невозможным использование этого показателя при анализе человеческого поведения, как индивидуального, так и массового. Соответственно, абсолютно не годится КЭТ-благосостояние и на роль аргумента поведенческой/целевой функции. Эту роль может исполнять параметр, никак не зависящий от ценностных предпочтений наблюдателя или объекта анализа. Например, биоэнергетика.
. . . .В разрезе параметра биоэнергии КЭТ-индивидуум является константой - при любом уровне биоэнергетики (да, впрочем, и благосостояния), от нуля до бесконечности, он ведёт себя абсолютно одинаково. СЛМ-человек, напротив, является функцией своей биоэнергетики. От уровня последней зависит как его поведенческая мотивация, так и эффективность усилий. Описываются эти зависимости тремя законами СЛМ (солидарного преимущества, хронического либерализма, предельного комфорта), связывающими три переменные:
. . . .1. Индивидуальное биоэнергетическое обеспечение.
. . . .2. Мотивацию человеческих действий.
. . . .3. Биоэнергетическую эффективность человеческих действий (их КПД, с точки зрения баланса биоэнергии)
. . . . Для наглядности воспользуемся графической интерпретацией – Рис. 1




. . . .Вдоль оси абсцисс распределяется мотивация человеческих действий, меняющаяся в диапазоне либеральная – солидарная. По оси ординат отложен биоэнергетический КПД совершаемых действий. Стрелкой указано направление роста биоэнергетики, разделённой на три интервала – низкой (отрезок 1-2), средней (2-3), высокой (3-4). Поведенческая модель СЛМ-человека определена на всём биоэнергетическом диапазоне (на интервале 1-4).
. . . .Область на графике, соответствующую КЭТ-человеку, можно определить по двум характерным особенностям его поведения. Во-первых, хомо-экономикус мотивируется сугубо либерально (всегда действует, исключительно, из личных, эгоистичных соображений). Откуда следует, что для мотивации солидарной экономикус живёт недостаточно дефицитно/напряжённо и на интервале 1-2 находиться никак не может. Во-вторых, продуктивная деятельность КЭТ-человека рациональна по определению и всегда поднимает его благосостояние, что явно не соответствует иррациональной, мотовской модели. То есть, для полной потери связи своей мотивации с биоэнергетическим балансом (основой благосостояния) хомо экономикус ещё недостаточно пресыщен/благополучен, поэтому интервал 3-4 ему тоже заказан. Что, в совокупности, и определяет локализацию КЭТ-индивидуума в интервале средней биоэнергии (2-3).
. . . .Для полноты картины, на рис. 1 приведена ещё одна известная поведенческая модель человека, фигурирующая в теории К.Маркса. Графически она представлена красной U-образной кривой 1-5. С КЭТ-человеком марксистская поведенческая модель совпадает только в своей средней части (заходя в «зону экономикуса»), а отличается двумя продолжениями в области солидаризма и высокой эффективности. В последнюю область (в первый квадрант) марксистский человек попадает дважды: когда он живёт в здоровом архаичном докапиталистическом обществе (точка 1) и в конце формационных пертурбаций, при коммунизме (точка 5).
. . . . Согласно К.Марксу дикий, неиспорченный товарно-денежными отношениями человек-солидарист (обитатель первого квадранта), по мере своего движения к капиталистическому благополучию, деградирует до нормального экономикуса-либерала (из второго квадранта). Но что бы двинуться к следующему, третьему биоэнергетическому уровню марксистский человек должен расстаться с капитализмом и с поведенческой моделью хомо экономикуса (сбросив с себя проклятье частной собственности). Тем самым он опять возвращается в первый квадрант, но уже не с низкой собственной биоэнергетикой, а с предельно высокой. Этот возврат также является и важным различием между марксистской трактовкой человека и - солидарно-либеральной (однозначно связывающей высокую биоэнергетику нормального человека с его пребыванием в третьем квадранте, в зоне пресыщенного, сумасбродного эгоизма).

. . . . 3. Солидаризм и пресыщение.

. . . .Неопределённость КЭТ-человека на двух участках биоэнергетического диапазона (из трёх) – низком и избыточном, приводит к массиву ошибок, начинающемуся в микроэкономической области КЭТ и простирающемуся в макроэкономику целым букетом несуразностей.
. . . .Прежде всего, в КЭТ отсутствует солидарные действия/мотивация, как нормальный системный фактор (доминирующий, по логике СЛМ, на отрезке 1-2). Хотя КЭТ-теоретики и упоминают солидарно действующих «альтруистов», но механизма их мотивации они не понимают, трактуя неэгоистичное поведение как случайное отклонение от рациональной рыночной психологии.
. . . .Из этой ошибки логично вытекает следующий КЭТ-ляп - искажённая, однобокая трактовка категории солидарных благ. КЭТ-теоретики учитывают лишь одну их составляющую - общественные блага государственной выделки (которые создаются наёмными работниками на казённые средства, насильно собираемые с потребителей данных благ, под угрозой наказания). То есть, хотя подобные общественные блага и относятся к солидарным, но лишь с точки зрения потребителя. При создании же таких благ солидарная мотивация начисто отсутствует – как у их изготовителей, так и финансирующих производство налогоплательщиков.
. . . .Существования иных типов солидарных благ КЭТ просто не допускает. Для неё не существует достаточно распространённой ситуации, когда солидарные блага для определённого коллектива создаются его членами не за индивидуальное, либеральное вознаграждение а, исключительно, в силу солидарной мотивации (этими самыми солидарными благами и создаваемой). Так же, КЭТ-теоретикам не ведом и достаточно распространённый (хотя и неустойчивый) солидаризм среднеобеспеченных людей, прививаемый соответствующей культурой.
. . . .Из первых двух «солидарных» ошибок КЭТ логично вытекает третья – неучёт значительной разницы в эффективности совместных действий, зависящей от типа мотивации выполняющих их людей. Поскольку КЭТ-индивидуум всегда и везде мотивирован либерально, то и феномен повышенной эффективности солидарно мотивированного коллектива (относительно такого же, но мотивированного либерально) КЭТ-учёным не известен. Хотя, даже в массовом бытовом сознании здравая мысль о существенной разнице либеральной и солидарной мотивации, в разрезе эффективности вызываемых ими действий, широко распространена, причём, именно так, как её трактует СЛМ.
. . . .Например, известная поговорка: «чисто не там, где убирают, а там, где не мусорят» - в терминах СЛМ будет формулироваться как: «общественное производство солидарного блага – чистоты среды обитания – осуществляется гораздо эффективнее при солидарной мотивации его производителей, нежели при - либеральной». То есть, если каждый гражданин добросовестно, на чистом энтузиазме, выполняет солидарное действие/обязанность – обращается с мусором строго по установленным правилам, то чистая среда обойдётся обществу с гораздо меньшими издержками, нежели когда все граждане обращаются с мусором, исключительно, движимые либеральной мотивацией. А, именно, когда бросают мусор в урны и платят санитарный налог только из под палки. Когда на собранные налоги содержатся уборщики и милиционеры, следящие чтобы народ не гадил где попало и исправно платил за уборку, но при этом каждый индивидуум, включая и милиционеров с дворниками (в неслужбное время), старается избавиться от собственного мусора как можно проще и дешевле, сбрасывая его при первой возможности и всячески уклоняясь от сборов на очистку. В результате и получается предельно неэффективно - грязно, дорого, с бессмысленным перерасходом человеческого ресурса.
. . . .Другой широко известный пример связи эффективности с типом мотивации, неоднократно проверенный на практике – сравнение качества армий, солдаты одной их которых – наёмники - сражаются за индивидуальную зарплату, а другой – добровольцы, мотивируются общей победой. Кстати, и в современной менеджерской практике солидаризации трудового коллектива уделяется огромное внимание. Корпоративный дух и сплочённость воспитываются целенаправленно. В частности, японское экономическое чудо во многом опиралось именно на успехи в корпоративной солидарности трудовых коллективов.

. . . . 4. Необъяснимый КЭТ-феномен государства.

. . . .Цепь ошибок, вызванных однобоким пониманием человеческой мотивации, логично приводят КЭТ к явному макроэкономическому конфликту с реальностью. Ведь экономикус представляет собой хронического «зайца/безбилетника», который с готовностью потребляет общественные блага, но от вклада в их создание всячески уклоняется (что диктуется оптимальной стратегией наращивания собственного благосостояния). Поэтому КЭТ не способна объяснить, как в человеческой массе, действующей не из под палки, а во взаимном согласии (образующей демократическое общество) вообще смогли возникнуть рукотворные общественные блага. Хотя, ещё в дремучей античности, общества, которые принято считать эталоном ранней демократии, такие блага успешно создавали и приумножали – в полном соответствии с логикой СЛМ и абсолютно вразрез с логикой КЭТ.
. . . .Простейшим решением проблемы возникновения общественных благ стало бы, например, включение в КЭТ идей Гоббса, утверждавшего что человек человеку – волк, и только дарованные свыше – религия и государство – удерживают народ от хаоса взаимной грызни. КЭТ-учёным следует признать тоталитарное, недемократическое государство (которое, по логике КЭТ, единственное, что способно наладить устойчивое производство общественных благ) необходимой прелюдией к демократическому обществу, далее воспроизводящему эти блага по инерции. В любом ином варианте, без тиранического прошлого, либеральные КЭТ-безбилетники так бы всегда и жили без дорог, мостов, армий, полиции, ирригации и прочих солидарных прелестей. Хотя, правда, и без налогов.
. . . .Но такое признание политически неприемлемо, поэтому КЭТ-теоретики вынуждены изобретать «вечный двигатель» - искать такую процедуру сбора индивидуальных вкладов в общее благо, которая бы основывалась только на либеральном принуждении, обеспечивала 100% гарантию отсутствия уклонистов-паразитов и при всём при этом была бы негосударственной (без руководящей, внесистемной надстройки). Такая находка навсегда бы закрыла в КЭТ неудобную тему коллизии общественных благ с психологией «безбилетников». Пока же волшебная процедура не найдена, современные КЭТ-учёные вставляют в свои рассуждения государство примерно так же, как три века назад вставляли Бога (явно нерыночный и неэкономический внешний фактор, логике и анализу неподвластный).
. . . . Мы рассмотрели два возможных механизма решения проблемы "зайцев" - модель Линдаля и налог Кларка. …. мы показали, что решения проблемы "зайцев" в рамках предложенных моделей не существует. В чем же их ценность? Как ни странно, но именно в этом выводе. Принципиальная невозможность "избавления" от "зайцев" приводит нас к выводу о необходимости вмешательства государства в предоставление и финансирование общественных благ. Принудительный характер налогообложения может быть оправдан выгодой индивидов от потребления общественного блага, которую они не могли бы получить при отсутствии государственного вмешательства.(5)
. . . .По уму, раз уж государство является столь важным экономическим субъектом, без которого главная задача КЭТ (достижение максимального благосостояния при ограниченности ресурсов) не разрешима в принципе, то в КЭТ должен обязательно присутствовать и раздел, посвящённый правильному государственному строительству. Какое государственное устройство обеспечивает оптимальное соотношение индивидуальных и общественных благ, при максимально эффективном производстве обоих категорий, и почему – ответ на данный вопрос КЭТ должна давать так же строго и развёрнуто, как это она делает с благами «необщественными».
. . . . Ведь рыночный опыт постколониальных и постсоветских стран даёт массу примеров государственного устройства, которое общественные блага не приумножало, а наоборот - резко сокращало. Причём, это сокращение не компенсировалось ростом частного сектора экономики, что приводило общество не к большему благосостоянию, а – наоборот, погружало в нищету. Причём, эти разорительные государства имели все внешние признаки правильной буржуазной демократии и действовали с одобрения стран-лидеров капиталистического лагеря. (Ниже, в СЛМ-теории денег, будет рассмотрен конкретный пример утраты ельцинской Россией, вполне рыночно-демократическим обществом, важнейшей общественной функции – способности поддерживать ценность национальной валюты. Что породило специфические монетарные феномены, необъяснимые с точки зрения КЭТ, но абсолютно закономерные с позиции СЛМ-теории.)
. . . . Разумеется, в КЭТ теории государства нет. Достаточной причиной чего является, во-первых, вышеупомянутый разрыв микро – и макроэкономик. Государство – несомненный макроэкономический объект и в отрыве от микротеории объяснять его существование можно только философскими фантазиями. Во-вторых, бессилие КЭТ в вопросах государства логично следует и из урезанной, монолиберальной мотивации экономикуса, которому государство, вообще-то, даром не нужно (в качестве объекта приложения каких-либо собственных усилий). Институт государства, в его демократической реализации, строящийся снизу вверх, объясним только с привлечением фактора солидарной мотивации и солидарных действий гражданской массы. Упуская этот базовый фактор невозможно связно и адекватно рассуждать о феномене государства, в том числе и в разрезе его экономических функций, что КЭТ нам и демонстрирует. Например, в «Новой политической экономии» Дж. Бьюкенена.
. . . . Строится она на двух основных методологических постулатах. Первый состоит в том, что индивид преследует свои собственные интересы (т. е. является homo oeconomicus); второй - это трактовка политического процесса, с помощью которого индивиды реализуют свои интересы как разновидности обмена. …преимущества рынка частных благ и недостатки политического рынка определяют склонность Бьюкенена отдавать пальму первенства частному рынку перед государством везде, где это возможно. Однако как быть там, где частный рынок не работает или работает крайне неэффективно и требуются коллективные решения? Бьюкенен предложил свое видение решения этой проблемы, получившей позже название "конституционной экономики". Для того чтобы политический механизм стал по своей эффективности подобием рынка совершенной конкуренции, все индивиды должны быть, во-первых, участниками одного и того же контракта, и, во-вторых, этот контракт должен быть заключен ими единогласно. Этот контракт (общественный договор) и был определен как конституция.
. . . ….политическое решение может быть парето-эффективным, если против него никто не станет возражать. Ведь сделки на рынке частных благ всегда есть сугубо добровольное деяние, осуществляемое непременно при "единогласии" сторон. Это означает, что и политическое решение, если оно претендует на парето-эффективный исход, должно приниматься единогласно.
. . . ….Согласно Бьюкенену, каждый гражданин должен спросить себя не просто о том, хороша существующая конституция или нет, а о том, может ли лучшая конституция быть получена с издержками меньшими, чем потенциальные выгоды от нее? (5)
. . . . То есть, налицо типичные философские рассуждения в категориях добра и зла, где абсолютное зло – тоталитарный социализм, абсолютное добро – рыночная демократия, а рецепт решения проблем – псевдонаучная социальная утопия, равноценная (в плане реализуемости), например, коммунизму К.Маркса. Впрочем, предельно поверхностный, ненаучный подход к феномену государства позволяет КЭТ-учёным обходить экономические аспекты специфического элитного поведения (способные вызвать раздражение генерального заказчика-спонсора). Плюс, в КЭТ-мироздании становится практически незаметным исключение из поведенческой модели экономикуса интервала избыточной биоэнергетики (Отрезок 3-4, где сугубо либеральная мотивация индивидуума теряет всякую связь с вектором наращивания биоэнергетики. Характерный пример такого поведения - пресыщенные аристократы-сумасброды, последовательно проматывающие своё состояние. КЭТ таких людей просто не замечает и никак не учитывает, хотя пресыщение является типичным состоянием устоявшихся государственных и деловых элит.)
. . . . Кстати, трактовка феномена государства служит хорошим тестом, как на состоятельность обществоведения в целом, так на качество человеческого фундамента данной теории. Показательно в этом плане марксистское видение государства, в котором ошибочность человеческой модели проявляется так же ярко, как и в КЭТ теории. Хотя Маркс и трактует древнего, родоплеменного человека как солидарно мотивированного энтузиаста, лишённого пороков шкурника-экономикуса, но солидарной категории (действий, благ, мотивации) он также не понимает. Потому институт государства в марксизме носит, исключительно, однобокий, негативный характер, только как инструмент эгоистов-эксплуататоров, сбившихся в господствующий класс. Марксу абсолютно не ведомо другое государство, служащее для производства солидарных благ и аккумулирования солидарных усилий вполне нормальных, трудолюбивых людей, и созданное этими же людьми. Соответственно, существовать государственная машина, по Марксу, может только в массе экономикусов. Чистые душой - дикари, крестьяне-общинники или коммунары – строить государство физически не способны.

. . . . 5. Рациональное зерно КЭТ.

. . . . По мнению автора, выявленных пробелов более чем достаточно для доказательства исходного утверждения о неспособности микроэкономического раздела КЭТ служить фундаментом макроэкономической теории. Хотя, именно этот раздел выполняет роль главной содержательной компоненты КЭТ, настраивая неофитов на научную состоятельность и работоспособность теории в целом. Составляющие его «микротеории» (спроса, предложения, стоимости, издержек, преимуществ, рыночного равновесия и пр.) достаточно адекватно объясняют определённый срез довольно утрированный реальности (смоделированной массой экономиксов, выполняющих роли производителей и потребителей в идеальной социальной среде). Механизмы основных экономических процессов, протекающих в такой «реальности», КЭТ воспроизводит достаточно правдоподобно.
. . . . Но корректного развития в макрообласть этот микробазис не имеет, и актуален, исключительно, в учебно-академической практике. (Примерно как средневековая теория полёта птиц, факт существования которой и степень её истинности на исследуемом предмете и на какой-либо продуктивной человеческой деятельности, кроме преподавательской, никак не отражается. Птицы успешно летают, сами по себе, теоретики учат свою смену и ломают копья пытаясь друг-другу объяснить феномен полёта – тоже сами по себе, и остальные граждане ведут свои дела, сами по себе.)
. . . . Непрактичность КЭТ-микроэкономики вполне закономерна. Псевдонаучная философская идеология, обслуживающая интересы господствующего класса, должна, в первую очередь, объяснять\трактовать существующее положение вещей как наилучшее из возможных, ни в коем случае не внося смуты, а напротив, пресекая её на корню. Что, в частности, означает блокирование попыток любопытного плебеса совать свой нос куда не следует, чётко ограничивая область познаваемой реальности заключением беспокойной мысли в русло, ведущее в глухой тупик. Поэтому абсолютно логично, что знание КЭТ, вообще, и вышеупомянутых микротеорий, в частности, ничего не меняет в деятельности и в состоянии субъекта экономических отношений, не даёт никаких существенных преимуществ теоретически подкованным гражданам перед остальными (а если бы меняло и давало, то это бы означало дестабилизацию системы, недопустимую по определению). Соответственно, КЭТ-микроэкономика не работает и как инструмент познания реальности - новая информация с её помощью не создаётся, из её законов не выводится). Критерием же истинности КЭТ-открытий является голосование сообщества учёных-экономистов и их заказчиков. За что даются нобелевские премии, то и – истина.
. . . . Наглядной иллюстрацией вышесказанного стали, во-первых, либерально-рыночные преобразования в постсоциалистических странах. До и в ходе которых КЭТ блестяще объясняла весь наблюдавшийся социалистический негатив, выводя от противного ясные, однозначные рекомендации по движению к капиталистическому обществу всеобщего благоденствия. Но когда основные преобразования завершились, а негатива стало даже больше чем в застойные социалистические времена, направляющая и просвещающая способность КЭТ как-то сразу сошла на нет. Разобраться в происходящей реальности, окоротить новых хозяев жизни и проложить курс на позитив, используя рекомендации КЭТ, оказалось невозможно – её логика и законы вдруг ортогонально разошлись с реалиями молодых, «переходных» экономик.
. . . . Другим, в новейшей истории, ярким проявлением импотенции КЭТ стал текущий экономический кризис. Лучший из миров, «золотой миллиард», обустроенный по последнему слову научной мысли, вдруг столкнулся с большими проблемами, перед которыми эта мысль оказалась явно бессильна – как в части их прогнозирования/предотвращения, так и в части их трактовки/преодоления. В ходе предыдущего большого кризиса, 30-х годов прошлого века, аналогичную оценку КЭТ давал, например, вышеупомянутый Д Кейнс, критика которого … общепринятой классической экономической теории заключалась не столько в отыскании логических изъянов ее анализа, сколько в установлении того факта, что ее молчаливые предпосылки редко или даже никогда не бывают убедительны и что она не может разрешить экономических проблем реальной жизни. (3)

. . . . 6. Свойства идеального КЭТ-общества.

. . . . Создание на основе такого корявого представления о человеке как хомо экономикус работоспособной и адекватной реальности экономической модели человеческой массы стало бы настоящим чудом. Таким же невероятным событием представляется и философское строительство адекватной макротеории (на чистой статистике, здравом смысле и фантазии учёных-экономистов, без опоры на микроэкономическую основу). Но что бы КЭТ могла служить фундаментом общественной идеологии, а не только мантрой для кучки сектантов-фанатиков, она должна преподноситься обывателю как истина в последней инстанции, целостная, научно доказанная, способная разрешать экономические проблем реальной жизни, а не пасующая перед ними. Что, для изначально дырявой теории достигается единственным способом: щедрым разбавлением философской демагогией рациональной компоненты теории. В случае с КЭТ, явная схоластика логично концентрируется в выводах из макроэкономики, которые совокупно создают привлекательный образ некого идеального общества, подозрительно напоминающего североамериканскую реализацию развитого, «постиндустриального» капитализма.
. . . . Возьмём для примера того же Пола Хейне, писавшего свой «экономический анализ» в тучные, докризисные годы и потому особо не старавшегося замаскировать натяжки в аргументации (ставшие очевидными в свете текущих событий). По Хейне, общество, построенное по принципам КЭТ, обладает следующими замечательными свойствами.
. . . . 1. В нём есть экономическая ниша для всех, даже для полных аутсайдеров, согласно принципу относительного\сравнительного преимущества.
. . . . 2. Дефицит торгового баланса страны не несёт никакого экономического негатива.
. . . . 3. Машины в этом обществе «не поедают людей». Рост производительности промоборудования не ведёт к безработице.
. . . . 4. Импорт тоже не влияет на безработицу.

. . . . Кратко пройдёмся по этим свойствам «развитого капитализма», начиная с первого пункта.
. . . . Сравнительное преимущество определяется альтернативной стоимостью. Ни один человек, ни один коллектив, ни одна страна не может быть эффективнее другого во всех видах деятельности, поскольку даже у наиболее производительных экономических агентов есть сферы, в которых их преимущество чуть ниже… (1)
Другими словами, если условный Вася – гармонист, плясун и донжуан – может сравниваться с глухим и хромым полуимпотентом Фомой лишь по показателю мужской силы, превосходя его в амурных талантах несколько в меньшей степени, чем в музыке и танцах (где перевес Васи бесконечен) то, по мнению КЭТ-учёных, именно Фома и перетопчет всех местных баб. Ведь сосредоточие талантов только и будет что играть да плясать – реализовывать своё относительное преимущество, а Фома, естественно, относительное - своё.
. . . . Если вы вчетверо умнее, втрое сильнее и вдвое красивее другого человека, этот человек имеет перед вами сравнительное преимущество в красоте, а вы, такой красивый, - в этом сравнительно уступаете.(1) - звучит складно и интригующе (как и принято в иррациональной, философской аргументации), но в реальности концепция «сравнительного преимущества» не работает. Потребности человека и производства ограничены, как в совокупности, так и по каждому виду благ. Поэтому производитель, сравнительный лидер в каком-то одном виде благ, не сможет бросить на их производство все, доступные ему ресурсы (да и антимонопольная политика его от этого цдерживает). Следовательно, если он хочет роста и укрепления своего бизнеса в целом, то будет вынужден его диверсифицировать, вытесняя тем самым из смежных областей тех производителей, у кого сравнительное преимущество выше, а вот абсолютное (не сравнительное) ниже.
. . . . Что доказывает феномен стран-банкротов (Исландия, Ирландия, прибалтийские республики), в которых любое производство, каким бы сравнительно выгодным оно не оказалось (на фоне окружающей его местной депрессии), может физически существовать только при наличие дотаций извне (либо самому производителю, либо государству в целом). Опыт России, в этом плане, тоже весьма показателен (где паразиты успешно душат, любой, даже самый «сравнительно» выигрышный бизнес).
. . . . Принцип сравнительной выгоды показывает, почему и как обмен порождает богатство. Он гласит, что издержки сделки равны той ценности, с которой мы расстались, а ее выгоды - ценности, которую мы приобрели. Поэтому бессмысленно утверждать, что страна может стать богаче, экспортируя больше, чем импортируя.(1) - то есть, по мнению П.Хейне разница между Китаем с его триллионными з\в резервами и рекордной устойчивостью к кризису, и банкротом-Латвией, с её миллиардными долгами и свободным падением, никак не связана с внешнеторговыми балансами этих стран. Интересно, а с чем же она связана, если не с многомиллиардным китайским торговым профицитом и многомиллионным латвийским дефицитом? Текущий кризис продемонстрировал чёткую зависимость между уровнем торгового дефицита конкретной страны и массой её кризисных проблем. Из этого правила нет ни одного исключения.
. . . . Та же внешняя дотация, как показал кризисный опыт, требуется и для функционирования гипертрофированной индустрии услуг, призванной обеспечить в развитых странах гарантированную полную занятость, при любой, сколь угодно высокой производительности промышленного оборудования. Как только эта дотация иссякает, сектор «нереального» производства начинает схлопываться, выбрасывая персонал на улицу, абсолютно вразрез с благостными рассуждениями КЭТ-теоретиков.
. . . . Странное представление о том, что спрос на трудовые услуги любого типа совершенно не эластичен по зарплате (не растёт при падении уровня зарплат – прим. автора), по-видимому, лежит в основе широко распространенного убеждения (или страха), что машины "уничтожают" рабочие места, поскольку они намного производительнее людей…. Опасение, что в нашем или каком-то другом обществе может не остаться рабочих мест, - это опасение очень странного рода. В конечном счете работа - это трудность, которую нужно преодолевать. Общество, в котором не осталось работы для людей, почти преодолело состояние редкости, а это было бы поводом для радости, а не для опасений. Но мы вовсе не находимся в подобной счастливой ситуации….(1) (То-то обрадуются те же молдаване, узнав, что последние два десятилетия они живут почти в «счастливой ситуации», которая, например, немцам и не снилась).
. . . . Не менее абсурдно (по современным, кризисным меркам) П.Хейне «доказывает» и безопасность экспансии зарубежных производителей.
. . . . Утверждение, что импорт уничтожает рабочие места, обладает опасной привлекательностью всякой полуправды. … Когда они просят Конгресс ввести квоты на импорт … или обложить его налогом, они убеждают конгрессменов, что это выгодно для страны, т. к. поддерживает занятость. Но этот довод является ложным…. Лозунг "защитим американские рабочие места" не учитывает приращение реальных доходов, которое может быть вызвано специализацией…. Попытка оправдать защиту менее эффективных производителей под предлогом сохранения рабочих мест легко приводит к абсурду. В самом деле, почему бы не быть в этом вопросе последовательными и не производить у себя дома весь потребляемый нами кофе? Конечно, почва, климат и другие географические условия для выращивания кофейных деревьев в США хуже, чем в обширных районах Бразилии или Колумбии. Зато подумайте, сколько рабочих мест можно создать, если мы будем строить и эксплуатировать огромные теплицы, в которых поддерживались бы такие же благоприятные условия для выращивания кофе, как в названных странах! Да и зачем ограничивать себя только сегодняшним импортом? Подумайте, сколько новых рабочих мест можно создать, если, к примеру, запретить употребление автоматического оборудования в телефонной связи! (1)
. . . . Если бы существовал коварный план организации экономического кризиса в США, с распространением его на остальной мир, то основные положения пропагандистского прикрытия этой диверсии полностью совпадали бы с вышеприведёнными макроэкономическими постулатами Пола Хейне. Или, если бы надуватель финансовых пузырей до последнего водил за нос общественное мнение, целенаправленно внушая биомассе слепую «уверенность в завтрашнем дне», пока он лихорадочно набивает карманы и стрижёт бонусы, то макроэкономика от Хейне была бы для него самым подходящим «опиумом для народа». Думаю, такой вывод сделает любой, внимательно и непредвзято сопоставивший рекомендации Хейне с текущей кризисной ситуаций и её предысторией. Кстати, присутствуй в КЭТ внятная модель экономического кризиса, охватывающая единой логикой вышеперечисленные свойства оптимальной экономики и текущие события, то критическим анализом этой модели можно было бы и ограничиться (для получения достоверной интегральной оценки макроэкономической концепции КЭТ). Но такой модели у классических экономистов нет, как нет и в марксистско-ленинской политэкономии теории кризиса социалистического хозяйства.


. . . . 7. Экономический кризис в двух мирах.

. . . . По мнению автора (да и по логике теории СЛМ), единственный смысл научной теории состоит в функции рабочего инструмента, начиная с получения новой информации об объекте изучения и заканчивая практическими рекомендациями по целенаправленному преобразованию последнего. Соответственно, в нашем случае новой информацией будет макромодель общества, работоспособная в экономической области. А практические выводы из неё - варианты решения актуальных макроэкономических проблем.
. . . . Самая актуальная на сегодняшний день проблема, которой мы пока ограничимся - экономический кризис (первоначально - «финансовый»). В это широкое понятие вкладывается самый произвольный смысл, чему квазинаучность КЭТ весьма способствует. Например, в США все последние приросты производительности труда подаются как несомненный признак выздоровления экономики. Или вышеупомянутое предложение Саркози-Стиглитца, считать прибавкой к ВВП дополнительное свободное время французских трудящихся. Хотя тот же рост производительности и досуга логичнее трактовать как углубление кризиса, поскольку вызваны они, главным образом, массовыми увольнениями, в первом случае, и неполным рабочим днём, во - втором. Поэтому, что бы не впасть в философскую демагогию, вслед за Кейнсом будем рассматривать вынужденную безработицу как физическую суть экономического кризиса. То есть, основным кризисным процессом будет растущая безработица, а восстановлением экономики - рост занятости. Изменение же всех прочих экономических показателей – спроса, предложения, цен, валового продукта и т.д. – обычно сопутствующие сильным колебаниям занятости, отнесём к процессам второстепенным и производным.

. . . . По идее, для распространения нормальной микроэкономической теории (основанной на адекватной модели человека) в макроэкономическую область, достаточно логического объединения критического числа элементов-индивидуумов во взаимодействующую массу. Все основные макрозакономерности в такой массе должны проявиться сами, через корректное обобщение характеристик исходного материала и подсказок, даваемых реальностью.
. . . . Исходя из такого предположения, попробуем сначала воспроизвести КЭТ-общество через объединение хомо-экономикусов. Как уже отмечалось, мотивация КЭТ-людей является самодостаточным, ни от чего не зависящим устремлением (абсолютно внутренним, постоянным, неизвестно откуда берущимся – то ли от Бога, то ли от Дарвина). Ни социализация любого масштаба и качества, ни уровень благосостояния, ни какие иные факторы - ничего в этом устремлении не меняют. Поэтому все предметы человеческих стремлений КЭТ вынуждена рассматривать однородно полезными сущностями, отличающимися только относительным уровнем потребительского предпочтения.
. . . . Свободный рынок автоматически обеспечивает преобладание более полезного над – менее, поэтому в КЭТ-обществе, в принципе, нет плохих потребностей и нет бесполезных благ. Всё, что творит это общество, оно делает наилучшим образом. Или, словами Кейнса: не вижу оснований полагать, что существующая (капиталистическая) система плохо использует те факторы производства, которые она вообще использует. Конечно, случаются просчеты в предвидении, но их не избежать и при централизованном принятии решений. Когда из 10 млн. желающих и способных работать людей занято 9 млн., то у нас нет данных утверждать, что труд этих 9 млн. используется неправильно. Претензии к нынешней системе состоят не в том, что труд этих 9 млн. людей должен использоваться для выполнения других задач, а в том, что нужно найти работу еще одному миллиону человек. Именно в определении объема занятости, а не в распределении труда тех, кто уже работает, существующая система оказалась непригодной.(3)
. . . . В условиях отсутствии обратной связи между результатами деятельности человека и его свойствами, сложение индивидуальных свойств в массе экономикусов может быть только самым простым, линейно-арифметическим - когда любое успешное действие элементарной частицы общества даёт прирост объёма благ и, соответственно, общего благосостояния, а любое неуспешное – ноль или минус. Чем больше, по валу, произведено и потреблено таких «плодов успеха», тем благополучнее общество (абсолютно и относительно). А чем оборот «плодов» меньше, тем оно, соответственно, беднее.
. . . . Законы КЭТ-микроэкономики обеспечивают автокоординацию главных общественных процессов: производства, потребления, ценообразования, денежного оборота и пр. Поэтому нарушить поступательный рост благополучия/богатства в такой человеческой массе может только единственное - способность экономикусов предпочитать одни блага другим. Кейнс первым подробно рассмотрел (2) ситуацию массового изменения предпочтений субъектов экономики - когда вместо привычного потребления благ и накопления капитала граждане вдруг решат прикопить денег (предпочтут сбережения в кубышке инвестициям в производство и в его продукт). От чего, в развитом КЭТ-обществе логично возникает самоподдерживающаяся «цепная реакция» экономического спада: сокращающийся спрос на всё, кроме денег, обваливает производство и занятость, которые, в свою очередь, дополнительно тянут за собой вниз спрос, «уверенность в завтрашнем дне», опять занятость и т.д. Усугубляет эту нисходящую спираль естественная невозможность субъектов экономики обладать полной и достоверной информацией о состоянии дел по обществу в целом, правильно оценивать его текущие макропараметры, что делает народ лёгкой добычей паники или необоснованного благодушия.
. . . . Предложил Кейнс и антикризисную стратегию, логично основанную на привлечении внеэкономического, нерыночного фактора - государства, которое … должно будет оказывать свое руководящее влияние на склонность к потреблению частично путем соответствующей системы налогов, частично фиксированием нормы процента и, возможно, другими способами.. Хотя расширение функций правительства в связи с задачей координации склонности к потреблению и побуждения инвестировать показалось бы публицисту XIX в. или современному американскому финансисту ужасающим покушением на основы индивидуализма, я, наоборот, защищаю его как единственное практически возможное средство избежать полного разрушения существующих экономических форм и как условие для успешного функционирования личной инициативы.(3)
. . . . Идеи Кейнса лежат в основе современных антикризисных программ, призванных нейтрализовать негативные подвижки предпочтений потребителей и инвесторов, а исход текущего кризиса станет очередной их экспериментальной проверкой.
. . . . Наличие у благ единственной характеристики - степени их востребованности на рынке, и существование благ с минимальной ресурсной составляющей, не подпадающих под явные количественные ограничения (такие как услуги и виртуально-информационный продукт) – логично подводят к КЭТ-проекту пресловутой «постиндустриальной экономики», сулящей человечеству устойчивый экономический рост, потенциально бесконечный, и полную занятость при любой, сколь угодно высокой производительности промышленного оборудования. В этом замечательном обществе никогда не будет перенаселённости, не будет конфликта непрерывно растущего производства с ограниченными – ресурсами и потреблением. Самое плохое, что может наблюдаться в «постиндустриальности» - недостаточно развитая индустрия услуг/мишуры/информации и слабый спрос на её продукт. Государственным службам надо только следить за полнотой потребительского кармана и уверенностью народа в завтрашнем дне, а дальше рынок сам всё оптимально сбалансирует и разовьёт, бесконечно расширяясь в секторе нематериальных благ.

. . . . Теперь рассмотрим в том же ключе объединение СЛМ-людей, сравнивая получаемые результаты с работой первой макромодели. Главной характеристикой СЛМ-общества является его суммарная биоэнергетика, уровень которой определяет, как относительную позицию данного общества среди соседей (в столкновениях и соревнованиях с такими же «сборными»), так и – абсолютную (при решении объективных, «физических» проблем государственного уровня). В отличие от КЭТ-благосостояния, умножаемого приращением оборота любых мыслимых и немыслимых благ, биоэнергетический баланс общества улучшают только определённая их категория, которую логично определить как полезную. Блага же другого типа, которые хоть и не противоречат устремлениям людей (вписываются в человеческую систему мотивации и пользуются спросом), но портят биоэнергетику – индивидуальную и общую, относятся к разряду вредных (далее, для краткости – «псевдоблага»). Полезные блага эквивалентны положительной биоэнергетике, являясь, по определению, её носителями. Псевдоблага, также, по определению, являются эквивалентом отрицательной биоэнергии (безвозвратным потерям). Соответственно, оборот псевдоблаг несёт обществу чистые потери биоэнергетики (хотя бы одним только истреблением невозобновляемых ресурсов).
. . . . Основу жизнедеятельности человека и общества составляют полезные блага, поэтому в кризисных ситуациях спрос на псевдоблага падает быстрее и ниже среднерыночных показателей. Чем беднее общество, чем ближе его повседневное бытиё к состоянию перманентного кризиса, тем полезнее набор благ в его потребительской корзине, тем меньше в ней мусорно-виртуальной мишуры. Напротив, рост благосостояния общества последовательно потребительский набор портит - мотивация граждан всё сильнее расходится с вектором наращивания биоэнергетики, от чего производство псевдоблаг растёт опережающими темпами. Крамольное для классических экономических представлений, но логично следующее из теории СЛМ признание за потребительскими благами способности быть отрицательно полезными (вредными, псевдополезными), даже при высоком рыночном спросе на них, создаёт принципиально новое макроэкономическое качество, кардинально отличающее общество СЛМ-людей от КЭТ-массы.
. . . . Прежде всего, в СЛМ-обществе «невидимая рука рынка» (равнодействующая множества шкурно мотивированных субъектов) теперь способна действовать не только в направлении общего блага, но и против него. Причём, влияние на эту «руку» государственных и деловых элит, мотивируемых вектором общей биоэнергии ещё в меньшей степени, нежели подначальные им обыватели, лишь усугубляет эффект вредительства. Соответственно, нет никаких оснований рассчитывать на устойчивое экономическое благополучие общества СЛМ-людей только потому, что в нём выполняются условия КЭТ-идеальности (экономика - рыночная, доминирующий в ней капитал – частный, а госэлита – выборная, «прозрачная» и теоретически подкованная, применяющая рецепт Кейнса для достижения полной занятости).
. . . . КЭТ-общество имело только один недостаток – без государственного вмешательства его самокоординирующаяся рыночная экономика была неспособна обеспечить устойчивую полную занятость (устранить вынужденную безработицу). Но к этому обществу не было претензий по поводу плохого, неправильного использования тех факторов производства, которые КЭТ-общество уже использует – Когда из 10 млн. желающих и способных работать людей занято 9 млн., то у нас нет данных утверждать, что труд этих 9 млн. используется неправильно.(3)
. . . . В СЛМ-обществе фундаментальных недостатков обнаруживается уже два. Во-первых, та же, характерная для КЭТ-общества и описанная Кейнсом, склонность генерировать всплески вынужденной безработицы. К которой добавляется новая для КЭТ-общества способность портить макроэкономические характеристики общества, переводя ценные ресурсы в бесполезные мусорные блага.
. . . . Возможность масштабного производства псевдоблаг превращает антикризисный рецепт Кейнса в пустое благое пожелание. Для общества СЛМ-людей рецепт «больше инвестировать и больше потреблять» явно недостаточен, поскольку не содержит рекомендаций: куда именно, в какие производства надо инвестировать, и что именно надо больше потреблять, а что производить не следует. Например, в предкризисном буме жилищного строительства, наблюдавшемся в США и ряде других стран, по логике Кейнса нет никакого экономического вреда, одна только польза. Именно этот бум составлял значительную долю экономического роста в США, Европе, да и в мире в целом, создавал миллионы дополнительных рабочих мест. Согласно же СЛМ, вред от этих инвестиций в недвижимость был изначально очевиден, поскольку данная жилплощадь уже тогда шла по разряду излишней, бесполезной, стоит только обратить внимание на контингент основных её приобретателей (бедняков и спекулянтов, влезших в долги). Что кризис сразу и выявил – как только у значительной части хозяев и потенциальных покупателей кредитных новостроек упали доходы, новое жильё сразу же повело себя как явное псевдоблаго – цена на него быстро покатилась вниз и масса домов лишилась своих обитателей. Кстати, лопнувший в 2000 году интернет-технологический пузырь «доткомов» тоже возник в секторе типичных псевдоблаг. Инвестиции шли в быстро растущие акции новых компаний, планировавших производство сугубо виртуального интернет-продукта.
. . . . Таким образом, на наших глазах как минимум дважды было экспериментально опровергнут фундаментальный постулат КЭТ: куда бы на свободном рынке ни инвестировались финансовые ресурсы и где бы ни создавались новые рабочие места – всё равноценно идёт в зачёт экономического роста и антикризисного потенциала. Усугубляет ничтожность данного принципа открывшаяся в глобальной экономике возможность инвестирования в зарубежные производства. Например, если современный американец будет вкладываться в китайскую фабрику, а не в местную, и будет увеличивать потребление китайских товаров, а не сделанных в США, то ясно, что никакого положительного эффекта на занятость американцев его действия не окажут. Напротив, эффект этих инвестиций будет отрицательным, учитывая «упущенную» занятость и рост экономики страны-конкурента. Впрочем, явный промах Кейнса, даже не упомянувшего такую возможность, простителен – в его времена, в начале прошлого века, инвестиции европейцев и американцев в зарубежное производство, вне пределов своих колоний и неоколоний, были редкой экзотикой.
. . . . Можно понять и Пола Хейне, сегодня трактующего свободный международный переток ресурсов и капиталов, исключительно, в положительном, антикризисном ключе. Поскольку рассматривает он его со своей колокольни, с позиции общества-гегемона, выгодоприобретателя, снимающего только сливки. Но текущий кризис, сильно ударивший по США, погрязших в производстве псевдоблаг и залезших в триллионные долги, наглядно демонстрирует как быстро эти перетоки могут менять направление и как зыбка позиция мирового гегемона. Стало очевидно, что разрекламированная глобализация абсолютно не решает проблемы «лишних людей», ничего принципиального не меняя в их генерации, а лишь позволяя конкурентно перераспределять факторы одного общего процесса (как роста занятости, так и её спада) между странами, участниками мирового рынка.
. . . . В полюс глобальному рынку можно записать возможность пристойного существования в бескризисный «тучный» период, за счёт чужих ресурсов, даже таких курьёзных экономик как постсоветские прибалтийские, живущих без собственного полезного производства, в кредит, на экспорте одних псевдоблаг. Но этот плюс вполне уравновешивается минусом глобализации - распространением экономического спада, начавшегося в одной стране, на остальные страны, когда воронка глобального кризиса затягивает даже относительно здоровые отрасли, существенно сокращая и полезное производство. Инвалиды же, сосредоточившиеся на псевдоблагах, остаются голыми и босыми, с одними долгами.
. . . . Социалистическое государство достаточно просто решает задачу полной занятости поскольку монопольно контролирует сферу национального производства, внешнеторговые отношения и внутреннее потребление. Но специфические недостатки его конфигурации (рассматриваемые в соответствующем разделе теории СЛМ) с лихвой компенсируют эту замечательную способность. Поэтому повальная национализация не годится на роль окончательного решения проблемы занятости и минимизации производства псевдоблаг. Социалистическая формация лишь переносит экономические проблемы в иную плоскость – теперь псевдоблага выпускаются госпредприятиями, по прихоти госэлиты и более для потребления госструктурами, а не согласно рыночного спроса рядовых граждан. Например, капиталистический лагерь проводит гонки формулы 1, а противная сторона – соцсоревнование ударников по рытью бесполезных каналов.


. . . . 8. Прогнозы на кризисную перспективу.

. . . . Экспериментально проверить выводы предыдущего раздела позволяет сравнение текущих событий с прогнозами обоих теорий.
. . . . Экспертное КЭТ-сообщество никаких глобальных провалов на 2008 год не планировало (хотя проблемы у американской ипотеки начались ещё в 2006). По его же оценке, текущий спад всего за несколько месяцев достиг дна и сменился ростом, никакой внятной кризисной модели не проявив. Сегодня, в конце 2009 года, те же эксперты излучают оптимизм и их КЭТ-прогноз на 2010-11 года однозначно положителен: рост гарантирован всем нормальным рыночным демократиям. Причина чего заключена в самой концепции «невидимой руки рынка», разбиравшейся выше, на которой нет смысла останавливаться ещё раз, на предмет объяснения столь ранних «зелёных ростков».
. . . . Теория СЛМ, напротив, обещает долгий кризис по непредусмотренной в КЭТ схеме, которую есть смысл разобрать подробно, дабы иметь возможность сопоставлять теорию с реальностью не только по глобальному итогу, но и в оперативном режиме (если «зелёные ростки» окажутся фикцией).
. . . . Основной прокризисный фактор СЛМ-обшества - современное высокопроизводительное промышленное оборудование и природные ресурсы, которые обеспечивают полезными благами всё общество, а вот работой по своему обслуживанию/добыче - только часть трудоспособных граждан. Причём технический прогресс, подстёгиваемый конкуренцией производителей, эту «полезную» долю общества последовательно уменьшает (особенно, при устойчивом росте населения или возможности его притока извне). Но потребление человеком полезных благ физически ограничено (можно, конечно, поглощать/истреблять их и сверх биологической нормы, но тогда излишек благ полезных просто перейдёт в категорию псевдоблаг). Поэтому в развитых обществах неизбежно возникновение многочисленного «лишнего» трудоспособного населения, не имеющего возможности участвовать в полезном производстве.
. . . . Средства к существованию (пакет полезных благ) лишние люди могут обрести тремя путями: или найти работу в секторе псевдоблаг, или получить подаяние (от государства, зарегистрированным безработным, или от граждан – нищенствуя), или создавать себе подножный корм самостоятельно, натурально хозяйствуя на клочке земли. Там, где крестьянский вариант не проходит (в высокоразвитых и перенаселённых странах, свободной земли давно уже нет), содержание лишних людей автоматически будет ложиться на производителей благ полезных. Ведь что бы работники и хозяева полезного сектора могли покупать псевдоблага, давать милостыню и платить налог на содержание бедняков, они должны иметь весомую прибавку к зарплате и прибыли, соответственно. И что бы государство могло содержать безработных или само покупать псевдоблага, оно должно иметь дополнительные доходы.
. . . . Таким образом, чем больше в обществе «лишних» людей и чем выше их уровень жизни (чем более развита индустрия псевдоблаг, чем выше потребление её продукта и чем лучше живут безработные) тем выше будет давление на национального производителя. Соответственно, и тем выше будет его стремление перебраться со своими станками в более экономную страну, которое, будучи реализованным, увеличит в покинутом обществе долю лишних и усугубит перечисленные прокризисные факторы.
. . . . Впрочем, существуют источники компенсации потерь на содержание лишних людей и на оборот псевдоблаг:
. . . . 1. Национальные природные ресурсы.
. . . . 2. Экспорт псевдоблаг за импортные полезные блага.
. . . . 3. Кредитование у соседей.
. . . . 4. Грабёж соседей.
. . . . Поэтому реакция конкретной страны на общемировой кризис может сильно отличаться от остальных, формируясь местной, уникальной совокупностью факторов. Соответственно, не существует единого для всех кризисного прогноза. Может быть только «букет» вариантов, который мы и рассмотрим, начиная с самого плохого.
. . . . По логике СЛМ, наибольшим кризисным потенциалом обладают «инвалиды первой группы» - национальные экономики, не располагающие природными ресурсами и вытесненные из полезного производства сильным зарубежным конкурентом. В тучный период эти несчастные кормятся внешними кредитами и производством псевдоблаг. В кризисное же время, когда спрос на псевдоблага резко падает а ненадёжным должникам в кредит никто не даёт, но импортные полезные блага собственное население кушать продолжает, инвалиды попадают в глухой тупик.
. . . . Именно такая порочная комбинация, основанная на производстве/экспорте явной мусорной мишуры (бытовых услуг, прав на местную недвижимость и на премии от её удорожания), была основой докризисного благополучия группы стран, вчерашних лидеров дутого экономического роста: Исландии, Ирландии, Испании, Болгарии, Дубаи, Греции, постоветской Прибалтики, и ряда других кандидатов в банкроты. В настоящий момент эти страны (лидирующие по безработице, падению ВВП, по долгам и по снижению доходов населения) пытаются спастись от дефолта резко повышая налоги и снижая социальные выплаты. Но тем самым они только больше сжимают внутренний спрос и давят остатки рентабельного национального бизнеса. За время предкризисного бума жизненный уровень обществ-инвалидов был задран очень высоко и сейчас им физически невозможно быстро развернуть местное полезное производство, способное этот уровень поддержать. Поэтому, если прекратится внешнее кредитование\спонсирование, незадачливые домостроители будут падать долго и глубоко, в направлении натурально-крестьянского дна.

. . . . Иная перспектива, более благоприятная чем у полных инвалидов, вырисовывается для группы стран следующего уровня кризисной неустойчивости. По логике СЛМ, к этой группе относятся передовые экономики (вроде европейских стран-лидеров и США). Американский сектор псевдоблаг самый крупный в мире, поскольку включает и дорогостоящие военные приготовления (которые, без победоносных войн, без окупающих затраты аннексий, контрибуций, разрухи на противной стороне – являются крайне разорительной мишурой) и значительную часть большой научной отрасли, и шоу-бизнес, и многое другое, чем так знаменита Америка. Жизненный уровень многомиллионной армии «лишних» людей в США довольно высок благодаря четырём источникам биоэнергетики:
. . . . 1. большому полезному производству,
. . . . 2. значительному экспорту псевдоблаг,
. . . . 3. эмиссии валюты для международных расчётов,
. . . . 4. привлечению зарубежных кредитов.
. . . . Из сути этих источников и формируется кризисный прогноз для США, заключающийся прежде всего в том, что резкого, «апокалипсического» падения за несколько дней/месяцев, в такой зарегулированной и тесно связанной с окружающим миром системе, в принципе быть не может. В отличие от инвалидов первой группы, американское государство может годами противодействовать кризисному сжатию колоссальной национальной псевдоиндустрии, щедро ссужая свеженапечатанные деньги и покупая у банков плохие долги (которые понаделали производители и потребители в период бума). Что мы сейчас и наблюдаем - постепенное «отступление с боем» под давлением накапливающихся неразрешимых проблем. И так отступать, теряя ВВП, курс доллара и рабочие места, США будет до тех пор, пока в корне не изменится соотношение полезного и мусорного национального производства, и не понизится существенно уровень жизни населения, минимизировав потребление псевдоблаг.
. . . . Что, кстати, один раз уже случилось, в Великой Депрессии 30-х годах прошлого века. Только тогда у США были собственные природные ресурсы (ныне импортируемые), не было конкурентов, на голову превосходящих американскую индустрию по рентабельности производства, население было в два раза меньше, мир был наводнён не американскими долларами, а британскими фунтами, и внешних долгов у резидентов США, включая казну, было на несколько порядков меньше. Плюс, вовремя началась вторая мировая война, создававшая колоссальный фронт казённых работ. И тем не менее, то кризисное дно растянулось почти на десятилетие. Из чего следует другая часть прогноза, гласящая что и быстрый, за год-другой, выход из кризиса для США тоже заказан, а все сегодняшние «зелёные ростки» - обычная пропагандистская утка.
. . . . Поскольку, за пошедший депрессивный год в мировом производстве ничего системно ещё не поменялось. Эффективным антикризисным изменением экономической системы было бы резкое сокращение расходов на лишних людей за счёт изменения режима их жизнедеятельности, или за счёт резкого сокращения их численности (например, изменением структуры полезного производства). Но, к настоящему моменту, схлопнулась только часть индустрии псевдоблаг, явный избыток/навес которой обвал и инициировал. Все же действия госэлит пока были направлены, исключительно, на поддержание всех падающих отраслей скопом, на компенсацию убытков заигравшихся в мусорное производство, и - на деление куцего пирога мирового выпуска благ полезных, а никак не на изменение структуры экономики.
. . . . В 80-х годах прошлого века, перед своим крахом, Советский Союз печатал пустые, не обеспеченные товаром рубли для зарплаты колоссального ВПК, работавшего на склад, и тратил быстро тающие валютные доходы и кредиты на импорт ширпотреба и еды. Сегодня примерно тоже самое делает американская ФРС, печатая доллары для погашения долгов - кредиторов, строителей и жильцов громадного массива новостроек – такого же монблана псевдоблаг, как и советские арсеналы. Причём, эти дома, не только пустые, но и занятые несостоятельным должниками, как и горы оружия, полезных благ не производят, а только их проедают, умножая потери общества.
. . . . Вот очень характерная реплика: «….В своей недавней поездке по Европе я встречался с бывшим канцлером Германии Герхардом Шредером, с директоратом «Дойче Банка», с другими важными персонами. Их позиция такова: у компаний есть шанс преодолеть кризис, и этот шанс сохраняется до тех пор, пока дымятся трубы немецких заводов. Они уже пришли к выводу, что путь в постиндустриальное общество был ошибочным. Оказалось, что еще не реализован потенциал индустриального общества, недооценены его возможности. В результате многие страны слишком быстро скакнули из индустриального общества в постиндустриальное, толком так и не поняв, что это вообще такое. Есть Прибалтийские страны, которые позакрывали все свои заводы, поскольку считали, что заводы – это «атавизм». Сейчас наверняка локти кусают. Немцы возвращают на территорию Германии разбросанные по всему миру производства, в частности из Африки. Оказалось, что простое производство – механизмы, станки, погрузчики, автомобили – нужны на своей территории как стержень, как стабильный фактор экономики.»(6)
. . . . Прогноз для ведущих европейских экономики будет таким же, как и для США. Хотя европейцы-лидеры, вроде Германии, обладают заметно большой долей полезного производства, устойчивым экспортным потоком и меньшим потреблением псевдоблаг. Но эти плюсы компенсируются балластом, вхождением в единое экономическое пространство с инвалидами первой группы, которых сильные европейские экономики вынуждены будут спасать за свой счёт.
. . . . Структурные отличиями экономик ЕС и США, разный тип индустрии псевдоблаг с которыми те вошли в общий кризисный спад, отражаются только на различиях между европейским союзом и США в вопросах антикризисной стратегии. Европейцы выступают за строгое регулирование финансовых рынков, предотвращающее спекулятивные пузыри/пирамиды, и за умеренную накачку мирового спроса госбюджетными средствами. США же призывают к активной денежной накачке глобального рынка, невзирая на рост государственных долгов, при сохранении нынешней слабой регуляции. Дело в том, что значительную массу «лишних» европейцев поглощает раздутый госаппарат, а не частно-рыночная индустрия псевдоблаг. Соответственно, европейская система жизнеобеспечения «лишних» лучше управляется и более устойчива - налоги и выплаты нахлебникам контролируются государством, а производство создаваемых ими госуслуг (натуральных псевдоблаг, только государственной выделки) от спроса никак не зависит. Поэтому в кризис европейская богадельня «лишних» обходится дешевле американской, но критична к полноте казны. В бескризисный период европейская система обходится дороже для казны и создаёт больше безработных, в то время как американская индустрия псевдоблаг собирает на своё развитие/раздувание деньги со всего мира, не вешая эти долги сразу на государство и обеспечивая высокий уровень занятости.
. . . . Отсюда же, в частности, возникают и громкие споры по вопросу оффшорных зон. Для казённо-социальной Европы уклонение от налогов - бесспорное зло, подрывающее основу государственной антикризисной стратегии. Для США же минусы своих налоговых потерь вполне покрываются плюсами появления дополнительных свободных финансов, которые американцы надеются привлечь для собственного перекредитования. Логично, что единственная эффективная стратегия американцев – интенсивно сорить деньгами, собранными по чужим карманам и напечатанными ФРС, и принуждать тратиться на псевдолага других, наталкивается на естественное желание европейцев защитить свою евровалюту и карманы, основательно облегчённые перед кризисом стараниями американских финансовых махинаторов. Ведь чем меньше европейские страны будут терять ресурсов на поддержку глобального производства/потребления мишуры (в значительной части - американского производства) тем выше их шансы минимизировать собственные потери от кризиса.
. . . . Разумеется, бесконечным текущее падение высокоразвитых стран быть не может. Рано или поздно сокращение рыночного спроса и производства упрётся в физические ограничения выживания (где производство\потребление псевдоблаг будет минимизировано уже автоматически). На этом кризисном дне их экономики будет пребывать до тех пор, пока естественная убыль/амортизация не поест все избыточные, простаивающие производственные активы, и не примется за - работающие. То есть, пока возникнет новый, заметный фронт полезных работ, способный дать старт общему росту, под который естественно постепенной подтянутся и псевдоблага. Плюс, неизбежно наберёт силу солидарное возмущение безработной массы, достигнув уровня восприятия/страха госэлиты и та начнёт государственно противодействовать солидарной проблеме безработицы и нищеты – нерыночно производить и перераспределять инвестиции, фронт работ, потребительские блага, что так же внесёт вклад в подъём и, вероятно, даст старт новому самоподдерживающемуся росту.

. . . . И наконец последняя, третья категория стран (Индия, Китай, юго-восточные «тигры») с наилучшей антикризисной позицией и самым благоприятным краткосрочным прогнозом. Эти страны проводят целенаправленную политику по развитию полезного производства и переманиванию соответствующих зарубежных производителей. Псевдоблага в этих странах штампуют, главным образом, на экспорт, ограничивая их внутреннее потребление естественным образом (низким жизненным уровнем лишних людей, держа их в деревнях, на подножном корме, и в городских трущобах, на подаянии и чёрной работе). Общее падение мирового спроса, разумеется, отражается на занятости и уровне производства развивающихся стран, но у них достаточно резервов и ресурсов для нейтрализации негативных тенденций. Самое плохое, что там может случиться – на время кризиса остановится их рост.

. . . . 9. Кризис в российской экономике.

. . . . В силу определённой специфики российского общества, кризисную перспективу его экономики есть смысл рассмотреть особо. Текущее состояние России (на конец 2009-го года) можно определить как кризисную инвалидность средней степени тяжести, в одной группе с развитыми европейцами и США. Это почётное место мы занимаем, исключительно, благодаря нашим богатым природным ресурсам, добыча и экспорт которых служат постоянным и высокорентабельным источником полезных благ, компенсирующим рекордные специфические потери. Если бы не подземные кладовые, россияне катились бы в безработицу и нищету наравне с прибалтами.
. . . . Как и все богатые страны, полагающиеся на «невидимую руку» глобального рынка, Россия производит и потребляет огромную массу псевдоблаг, значительно превышающую продукт её полезного несырьевого производства. Этот балласт состоит из трёх категорий, две из которых - рыночная и казённая - выше уже упоминались. Третью категорию составляют специфичные российские псевдоблага, за оборот отвечает, исключительно, феодально-паразитическое состояние российского общества. Если природные ресурсы удерживают нас от скатывания в полную кризисную инвалидность, то «услуги» паразитов ограничивают наши возможности «сверху», не позволяя войти в группу антикризных лидеров, вроде Китая.
. . . . За тучные, предкризисные годы, следуя общей тенденции, Россия достаточно преуспела в производстве разнообразной мусорной мишуры. На волне глобальной эйфории были надуты местные пузыри - недвижимости и кредитно-потребительский. Рекордными темпами росла валовая продукция шоу-бизнеса, спортивных зрелищ (даже выпросили себе зимнюю олимпиаду). Бурно размножился офисный планктон. По производству на душу населения липовых специалистов (юристов, экономистов, психологов, социологов, маркетологов и прочих «гуманитариев») мы опередили остальной мир.
. . . . От индустрии рыночных псевдоблаг не отставало и российское казённое псевдопроизводство, бурно растущее на потоке нефтедолларов. Интегральной оценкой его достижений может служить число российских чиновников, превышающее все разумные пределы. Причём, эта чиновная масса заставляет создавать псевдорабочие места и в негосударственном секторе, на стороне потребителей казённых псевдоуслуг.
. . . . Как это происходит, например, в процессе сбора налога на добавленную стоимость (НДС). Данный процесс обеспечивает огромная масса работников, в которой госслужащие (министерские сотрудники, поднимающих НДСное законотворчество на академическую высоту и армия налоговых инспекторов) составляют меньшую часть. Другая часть, негосударственная - бухгалтера, аудиторы, юристы, инженеры (обслуживающих компьютерный парк всех вышеперечисленных категорий), преподаватели искусства учёта НДС. Если из суммы собранного по стране НДСа вычесть украденное и возмещённое экспортёрам, то остатка едва хватит только на содержание вышеперечисленных категорий и на приобретение вычислительного инструментария.
. . . . Отказаться от покупки типичного псевдоблага – индульгенции по НДС-грехам – российский производитель не может, с него тогда сдерут многократно. И никакой прибыли обществу этот сбор не несёт. Понятно, что отмена НДС сделает безработными огромную массу народа, в настоящий момент вполне благополучного, но сохраняя эту богадельню общество несёт прямой экономический ущерб, существенно ухудшающий его антикризисную позицию.
. . . . Другой наглядный пример казённого псевдопроизводства, услуги госпожаринспекции. Когда за казённый счёт содержатся тысячи инспекторов, бизнесом платятся деньги за разрешения и лицензии, но единственным результатом этой околопожарной возни является только откуп от более серьёзных штрафов. В части же в реальной пожарной безопасности эта служба абсолютно ничего не создаёт, что и показывают многочисленные инциденты, вроде страшного пожара в «Хромой лошади». К этой же категории относятся услуги трудовой инспекции, автодорожной, природоохранной и сотен других.
. . . . Абсолютно пустые, но весьма емкие по себестоимости казённые псевдоуслуги, в России тесно смыкаются индустрией псевдоблаг третьей, паразитической категории, «фирменным» российским продуктом. Эти «услуги», хотя и производятся частным порядком, (россиянами самого широкого спектра, начиная с коррумпированных правительственных госчиновников и - вплоть до рэкетёрствующей уличной шпаны) но кардинально отличаются от рыночной мишуры принудительным характером потребления (отказаться от их покупки клиент не может). Поэтому уровень потребления и производства подобных «услуг» регулируется не спросом и предложением, а жадностью и силой паразитов, платёжеспособностью и слабостью жертв, и уровнем паралича/продажности госвласти, обязанной выжигать подобные «услуги» калёным железом. Не регулируются услуги российских паразитов и «сверху», официально утверждённым уровнем налогообложения, как то характерно для обязательных к приобретению, нормальных госуслуг.
. . . . Интегрально, существование огромной российской индустрии паразитических «услуг» проявляется, в частности, в текущей российской инфляции, аномально высокой как до кризиса, так и в ходе него, и в сравнении с другими странами, сходными с Россией по своим макроэкономическим характеристикам. Сегодня, на падающем кризисном рынке господствуют покупатели и типична дефляция, и только у нас - стабильная инфляция.
. . . . До кризиса местные КЭТ-учёные объясняли постоянно высокую российскую инфляцию «голландской болезнью» - быстрым ростом избыточной внутренней денежной массы за счёт притока нефтегазовых доходов и зарубежных кредитов (хотя соотношение денежной массы и ВВП никаким инфляционным критериям не отвечало). Но вот уже почти год, с октября 2008, в России денежная масса не растёт, а стабильно падает – экспортные доходы рухнули и зарубежные кредиты потекли обратно. Но инфляция рубля на это никак не реагирует.
. . . . Поэтому сегодня у наших официальных экономистов, неспособных внятно объяснить наблюдающийся феномен, в ходу две новые версии текущей двузначной инфляции сильно смахивающих на беспомощные отговорки. Первая - гласит, что за докризисный период в российскую экономику было влито такое количество денег, которое обеспечит нас инфляцией на много месяцев вперёд. Вторая - ссылается на неизвестную причину, из-за которой скорость оборота денег у нас непрерывно возрастает.
. . . . В отличие от КЭТ, теория СЛМ объясняет аномальную российскую инфляцию, как до кризиса, так и в ходе него, одной системной причиной - высокими паразитическими издержками производителей (оборотом паразитических псевдоблаг). В нормальных обществах, где паразитов целенаправленно истребляют, налоговые издержки потребителей солидарных, государственный благ/услуг являются «полезные». Поскольку они окупаются соответствующей экономией. (Например, бизнес экономит на охранниках, решётках, сигнализации, плате за крышу, коррупционных поборах и т.п., за счёт эффективной милиции, понижающей криминальный фон не только на бумаге). Что и позволяет, даже при высоком уровне налогообложения, поддерживать приемлемую рентабельность бизнеса, не перекладывая эти расходы на потребителя через постоянное повышение цен. То есть, заметным налогам сочетаться с незаметной инфляцией, как, например, типично для той же Европы.
. . . . Но в России, увы, преобладают издержки «вредные», государственными благами не окупающиеся, вынуждающие производителей компенсировать ущерб повышением цен или разоряться. Что, при массовом, устойчивом характере явления и создаёт специфический российский букет: постоянный, двузначный инфляционный фон, плюс - стабильно полуживое состояние малого и среднего бизнеса (наиболее страдающего от паразитов), плюс – размножающиеся как тараканы, откровенно жирующие чиновники, плюс – постоянно растущие тарифы монополистов, также ни в чём себе не отказывающих.

. . . . Таким образом, в самом феномене наблюдающегося сейчас глубокого спада российского производства ничего экстраординарного нет. Значительная часть нашей полезной индустрии работала на экспорт и логично отреагировала на падение мировых цен и спроса, потянув за собой внутреннее потребление, занятость и т.д. Сильно просела и индустрия рыночных псевдоблаг. Что усугубилось лежащим на производителях бременем казённых псевдоуслуг и паразитических издержек, уровень которых не уменьшился несмотря на кризис, став в сочетании со спадом ещё тяжелее.
. . . . Прогноз для России очевиден – при сохранении нынешнего уровня коррупционно-криминального паразитизма, никакие национальные антикризисные прорывы нам не грозят, несмотря на все наши природные кладовые. Поскольку любой заметный прирост паразиты отгрызут и обналичат. В лучшем случае мы, как и раньше, только потянемся за растущей мировой экономикой (когда та, конечно, оклемается). Не грозят нам и глубокие провалы, поскольку страна ещё, слава Богу, богатая, а народ к бедности привычен. У российской госэлиты есть поле для маневра и для отступления/откупа, поскольку, в крайнем случае, всегда можно пожертвовать отдельными, наиболее одиозными и зарвавшимися жирными котами из чинуш или бандюков.



Литература

(1) Пол Хейне ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ОБРАЗ МЫШЛЕНИЯ (Paul Heyne
The Economic Way of Thinking ) [...]

(2) Автономов В.С. Человек в зеркале экономической теории
(Очерк истории западной экономической мысли). [...]

(3) Д. М. Кейнс Общая теория занятости процента и денег
[...]

(4) [...]

(5) 50 лекций по экономике. [...]

(6) [...]

. . . . ВСЕХ, ДОЧИТАВШИХ ДО КОНЦА, С НАСТУПАЮЩИМ НОВЫМ 2010 ГОДОМ!

Поместите эту фразу вначале, иначе так никого с Новым Годом и не поздравите!

_________________
Cogito ergo sum.
С уважением - Ольга Кряжич

А я поступил хитро Я сразу прокрутил до этой фразы и вместо всего текста, только ее прочитал.
Игорь! А можете тезисно изложить идею для тех кому влом такие объемы читать?

_________________
С уважением,
Александр Горшунов

Нет, Саша, тут, видать, не идея, а сам процесс... чтения!

_________________
Cogito ergo sum.
С уважением - Ольга Кряжич

М.ХАЗИН: ....... у нас есть люди, которые сегодня являются лидерами мировой науки экономической. Можно сказать так, что из 10 человек в мире, которые лучше всего разбираются в текущих экономических процессах, пятеро работают в нашей стране, трое из них в компании НЕОКОН. И это, конечно, замечательно. Экономическая теория, с точки зрения понимания происходящих процессов, безусловно, пишется на русском языке.

К.ПОХМЕЛОВ: ..... Ну, тут просят назвать пятерку. Я так понимаю, пятерку этих самых…

М.ХАЗИН: А, пятерку тех, кто разбирается?

К.ПОХМЕЛОВ: Да.

М.ХАЗИН: Андрей Кобяков. Ну, конечно, номер один - Олег Григорьев. Алексей Кузьмин, который, кстати, у вас тут выступает регулярно. Сергей Гишьянц. И я.

[...]

Это я к тому, Александр, что не прочтя статью целиком (изначально написанную на русском), вы рискуете разминуться с авангардом экономической мысли. Или вы великому Хазину не доверяете!

Уважаемый, а зачем Вы все это написали нам? для общего образования? Статья-то интересная, но вот Ваша цель какова?

Мадам Виноградова, у вас не указано место обитания, поэтому ваш вопрос ставит меня в тупик. Нам это - кому? Интернет большой.

ИгорьИ, материал, несомненно, интересный. Для меня, как экономиста, вдвойне.
Но присоединяюсь к вопросу выше - Ваша цель?

_________________
Cogito ergo sum.
С уважением - Ольга Кряжич

"Это я к тому, Александр, что не прочтя статью целиком (изначально написанную на русском), вы рискуете разминуться с авангардом экономической мысли. Или вы великому Хазину не доверяете!"
Игорь! Мне пофиг с кем я рискаую разминуться и не доверяю я никому, кроме людей котрых лично проверил на доверие. Читать статью хоть и на русском просто нет времени. Посему и просил тезисы в студию.

_________________
С уважением,
Александр Горшунов

...Потребовался бы целый том совершенно иного характера, чтобы обрисовать даже в самых общих чертах те практические меры, в которые эти идеи могли бы постепенно воплотиться. Но если сами идеи правильны - а из этой гипотезы автор неизбежно должен исходить,- то было бы ошибкой, как я считаю, оспаривать их потенциальные возможности. В настоящее время люди особенно ждут более глубокого диагноза, особенно готовы принять его и испробовать на деле все, что будет казаться имеющим хоть какие-нибудь шансы на успех. Но даже и помимо этого современного умонастроения, идеи экономистов и политических мыслителей - и когда они правы, и когда ошибаются - имеют гораздо большее значение, чем принято думать. В действительности только они и правят миром. Люди практики, которые считают себя совершенно неподверженными интеллектуальным влияниям, обычно являются рабами какого-нибудь экономиста прошлого. Безумцы, стоящие у власти, которые слышат голоса с неба, извлекают свои сумасбродные идеи из творений какого-нибудь академического писаки, сочинявшего несколько лет назад. Я уверен, что сила корыстных интересов значительно преувеличивается по сравнению с постепенным усилением влияния идей. Правда, это происходит не сразу, а по истечении некоторого периода времени. В области экономической и политической философии не так уж много людей, поддающихся влиянию новых теорий, после того как они достигли 25- или 30-летнего возраста, и поэтому идеи, которые государственные служащие, политические деятели и даже агитаторы используют в текущих событиях, по большей части не являются новейшими. Но рано или поздно именно идеи, а не корыстные интересы становятся опасными и для добра, и для зла... (Д. М. Кейнс "Общая теория занятости процента и денег".)


Моя цель, Ольга, та же, что и у Кейнса - изменить мир к лучшему.