«…..Оружие критики не может, конечно, заменить критики оружием. Материальная сила должна быть опрокинута материальной же силой. Но и теория становится материальной силой, как только она овладевает массами». . . История неоднократно подтверждала эти слова Карла Маркса. Все масштабные общественные преобразования, поднимавшие страны на новый качественный уровень, всегда являлись результатом усилий идейно-заряженной гражданской массы (даже когда та была штатно встроена в единую государственную машину и не страдала от недостатка управленческих директив). Напротив, обществу идейно дезориентированному, пусть и располагающему достаточными ресурсами, с заинтересованным в переменах высшим руководством, очень сложно выскочить из колеи. (Чему наглядные примеры – перестроечный СССР и современная Россия. Хотя ещё совсем недавно, по историческим меркам, именно идейность, помноженная на массовый энтузиазм, позволяла нашим дедам сворачивать горы.)
. . Но чтобы идеи могли овладеть массами, они должны быть, как минимум, сформулированы. Самый масштабный реформаторский проект – коммунистический – с этого и начинался, с разработки К.Марксом и Ф.Энгельсом идеологической платформы, позднее воплощённой в принципиально новом общественном строе - социализме. Поскольку данная платформа хорошо известна, особенно, её краткая декларация - манифест коммунистической партии, логично использовать его формат и рациональное зерно в анонсе нового, теперь уже демократического проекта (исправляя ошибки марксистской декларации и адаптируя её к современным реалиям).
. . Начнем с вступления Ф.Энгельса к последним редакциям, где он подчёркивает основную мысль К.Маркса,..
проходящую красной нитью через весь «Манифест», …. что экономическое производство и неизбежно вытекающее из него строение общества любой исторической эпохи образуют основу её политической и умственной истории; что в соответствии с этим (со времени разложения первобытного общинного землевладения) вся история была историей классовой борьбы, борьбы между эксплуатируемыми и эксплуатирующими, подчинёнными и господствующими классами на различных ступенях общественного развития. . . Эта мысль годится для основы нового манифеста после исправления единственного пункта - ошибочного наделения жертв эксплуатации: рабов, крестьян, пролетариев – способностью самостоятельно образовывать такие же общественные классы (макросоциальные объекты/структуры), что создают их господа. Последние, действительно, по понятным основаниям всегда образуют господствующий общественный класс (достаточно консолидированную человеческую массу, осознающую свой специфически-солидарный, исторически устойчивый интерес, строящую под свои нужды государственную машину – инструмент классового господства, далее используемый для реализации этого интереса, включая защиту занятой доминирующей общественной позиции от подчинённой гражданской массы). Будучи ключевым элементом «строения общества», вершиной его классовой иерархии, класс господ (видоизменяясь по мере развития цивилизации) существенно влияет не только на эволюцию самих обществ, но и на историю человечества в целом (господа распоряжаются - национальными ресурсами и производительными силами общества, выдвигая из своей среды государственные/правящие элиты, прокладывающие государственный курс в соответствии с её классовым интересом). Народная же масса, исключая краткие периоды бунтов, всегда деклассированна (разобщена, политически слаба, не осознаёт свой солидарный интерес, не имеет внятной общей идеологии, сопротивляется эксплуататорам стихийно-анархически)*.
. . Соответственно, фигурирующая в основной мысли Маркса «классовая борьба» (как базовый исторический процесс) в реальности оказывается ни столько противостоянием господствующего класса другим аналогичным макроструктурам, сколько – его борьбой с обстоятельствами, включающими и сложные, конфликтные отношения с эксплуатируемой, деклассированной гражданской массой. Даже в тех редких ситуациях, когда в обществе, действительно, складываются два класса и вступают друг с другом в борьбу за обладание государственной машиной и национальными ресурсами, они всегда представляют господ – уходящих и восходящих (например, аристократы-землевладельцы и буржуазия, или – буржуазия и номенклатура). Простой же народ используется этими классами только как инструмент их политического и силового противоборства.
. . Скорее всего, к ошибочному выводу о соответствии нижних социальных слоёв критерию классовости К.Маркса подтолкнуло лично наблюдавшееся коллективное сопротивление пролетариев крайней эксплуатации, характерной для периода пресловутой «промышленной революции». В середине 19-го века это сопротивление последовательно нарастало, крепло организационно, порождало профсоюзные и партийные структуры. Казалось, что пролетариат в полной степени проявляет качества общественного класса, исторически закономерно восходящего к позиции господствующего, что его …
борьба достигла ступени, на которой эксплуатируемый и угнетённый класс (пролетариат) не может уже освободиться от эксплуатирующего и угнетающего его класса (буржуазии), не освобождая в то же время всего общества навсегда от эксплуатации, угнетения и классовой борьбы… (не может ни устроить коммунистическую революцию.) Но, как показали последующие события, это была иллюзия, результат эмоционально-линейной аппроксимации социально-экономических процессов отдельного краткого исторического периода. Другие непролетарские категории угнетенных трудящихся даже таких взлётов не имели, перманентно пребывая в состоянии, весьма далёком от классовой консолидации.
. . * Для лаконичности изложения, все спорные утверждения автора даются без обоснования. Последнее находится в
[...]. Таковой, напомним, для коммунистического манифеста служил «Капитал» К.Маркса.
. .
2. Призрак новой альтернативы. . . Скорректировав основную мысль, перейдём к, собственно, манифесту, начав, как положено, с призрака, который сегодня опять бродит по Европе и по остальному миру. Ещё каких-то лет тридцать тому назад, в конце века 20-го казалось, что с подобными призраками (с альтернативными вариантами общественного устройства, призванными качественно отличаться в лучшую сторону от всех существующих конфигураций) покончено раз и навсегда.
. . Во-первых, уже в середине 20-го века стала понятна реальная историческая перспектива «развитого социализма», суть этого общественного строя, отчего некогда популярный призрак коммунизма сильно поблек, а развал социалистического блока похоронил эту альтернативу окончательно (экспериментально доказав несостоятельность ряда ключевых положений марксистского проекта). Во-вторых, в массовом сознании, в качестве идеального общественного устройства прочно утвердилось развитое послевоенное западное общество (пресловутый «конец истории», провозглашённый на волне больших экономических успехов, достигнутых в тот период странами «золотого миллиарда»).
. . Но бурные события начала уже следующего, 21-го века показали, что с «концом истории» обществоведы сильно поторопились (чего стоит одна только компания международного террора, развязанная интернационалом исламских фундаменталистов на волне насильственной «демократизации» Югославии, Ближнего Востока и Северной Африки). Издержки сложившегося «постиндустриального» миропорядка, с каждым годом становящиеся всё более чувствительными, логично реанимировали призраки социальной альтернативы. Пока, правда, они представляют собой, преимущественно, рыхлые облака идей, во множестве (спасибо Интернету) носящиеся в воздухе, находящие отклик в популистских планах радикальных реформаторов, вроде нового президента США Д.Трампа с его «осушением вашингтонского болота».
. . Во времена Маркса альтернативные варианты общества будущего были ни в пример определённее, довольно просто выводясь «от противного». С началом земледелия началась эксплуатация человека человеком, а в новом обществе её наконец-то не будет. Сейчас господствует класс эксплуататоров-буржуев; завтра не будет - ни буржуев, ни классов. Поколения эксплуататоров строили государство – инструмент их классового господства – и оно отправляется на свалку истории. Трудящиеся всегда были несвободны, под властью тиранов и мироедов, а теперь получат свободу и демократию. Кто был ничем, тот станет всем. Причём, всё это грядущее благолепие должно было материализоваться посредством простых, понятных реформ. В коммунистическом проекте, например, с помощью одной лишь ликвидации частной собственности на средства производства (тотальной национализации частного капитала), исторически-закономерной и безусловно положительной.
. . Но за двадцатый век цивилизация изменилась кардинально, открыв историческую перспективу, явно расходящуюся как с планом коммунистического манифеста, так и с другими реформаторскими прожектами, совсем недавно казавшимися столь логичными.
. . Во-первых, практически сошёл на нет фактор эксплуатации. Степень механизации производительных сил развитых стран выросла на порядки, а разработанные природные ресурсы оказались более чем достаточны (пока), позволяя государствам «золотого миллиарда» пристойно содержать не только работающую часть населения, но и всех остальных граждан, вплоть до беженцев из бывших колоний. Экономические кризисы уже скоро век как проходят без голодоморов, избавляя их жертв от дилеммы – умереть в нищете на коленях, или - в борьбе за новый, бескризисный общественный строй. Также, потеряли прежнюю актуальность захваты территорий и колоний, обрушив спрос на пушечное мясо; скоро век, как рабочие и крестьяне уже не гибнут миллионами на полях империалистических войн.
. . Во-вторых, в арсенале современных борцов с общественными пороками не стало такого радикального средства (пленяющего массы своей простотой и эффективностью, одним махом решающего все проблемы) как тотальная национализация/экспроприация частного капитала. Советский эксперимент показал, что эта операция производит прямо противоположный социальный эффект, нежели ей прогнозировали теоретики-марксисты. Оказалось, что инструмент классового господства (государственная машина), вырванный из рук ликвидируемой буржуазии, а также её частный капитал, отчуждаемый в пользу общества - неизбежно переходят к новому «восходящему» коллективному собственнику - пресловутой «номенклатуре» (партийно-хозяйственному начальству и чиновникам, бурно размножающимся на огромном массиве госсобственности и в гипертрофированном госаппарате).
. . Советские номенклатурщики быстро осознают свой специфический, классовый интерес, заметно расходящийся с чаяниями подначальных народных масс, и становятся новым господствующим общественным классом (единственным властным субъектом пресловутой «диктатуры пролетариата»). Рабочие же с колхозным крестьянством - остаются винтиками «народного хозяйства», ещё более деклассированными, чем при капитализме, эксплуатируемыми новыми господами, зачастую, даже сильнее, чем - буржуями и помещиками.
. . В-третьих, за последние полвека буржуазия развитых стран сильно трансформировалась. Достижения прогресса и её собственные классовые усилия постепенно нейтрализовали основных солидарные угрозы частному капиталу. Социальное государство (с его гипертрофированным производством общественных благ) в разы подняло нижнюю границу жизненного уровня, чем обнулило вероятность антибуржуазных бунтов. Военная угроза со стороны непримиримого социалистического лагеря тоже канула в лету, вместе с самим лагерем и его антикапиталистической идеологией. Конфликты между империалистическими хищниками, до недавнего времени выливавшиеся в мировые войны, были нейтрализованы фактическим объединением государств «золотого миллиарда» в единый союз, возглавляемый США.
. . Когда человеку комфортно, спокойно, когда все понятные ему солидарные проблемы разрешены - свой общественный класс ему не очень-то и нужен. Зачем тратить драгоценное личное время на политическую самоорганизацию «одноклассников», зачем копаться в устройстве государственной машины и проводить в ней ревизию, когда есть наёмные дипломированные профессионалы, готовые всё это взять на подряд за разумную цену, исключая редкие ритуальные прогулки к избирательным урнам.
. . Не удивительно, что буржуи (как и положено всем нормальным людям), освободившись от давления обстоятельств (наконец победив их после столетий классовой борьбы) стали быстро утрачивать мотивацию к консолидации. Бытовавшее представление о том, что они, как и все предыдущие господа, будут зубами держаться за своё классовое господство, что только революционный взрыв сможет оторвать буржуазию от государственного руля - оказалось ложным.
. .
3. Главный дефект нового господствующего класса. . . Выделить из облака современных идей призрака, определённость которого открывала бы ему политическую перспективу, помогает исправление двух других простительных марксистских ошибок. Первая - заключается в определении государственных институтов (штата их работников и начальников) как сугубо пассивного, аполитичного инструмента, всегда находящегося в подчинении господствующего класса, действующего в конкретный исторический период.
. . Подобная трактовка была абсолютно справедлива для всех государств, от царя Гороха и по 19-й век включительно, профессиональные государственные службы которых исполняли минимум функций, были относительно малочисленны, а их руководящий корпус официально, «штатно» рекрутировался из господствующего класса (как, например, российские помещики-дворяне, поступавшие на госслужбу по всему спектру должностей, от офицеров до дипломатов, и возвращавшиеся после отставки обратно в свои вотчины).
. . Но в течении 20-го века государственные машины сильно изменились. Произошло уже упоминавшееся многократное увеличение сектора общественных и социальных благ, производимых - как частным бизнесом за казённый счёт, так и, непосредственно, госучреждениями государства (бесплатное образование, медицина, собес, наука, ВПК и пр.) Соответственно, это развитие сопровождалось многократным увеличением штата госслужащих и «бюджетников», ростом социального веса их начальников и функционеров (госноменклатуры), становящихся всё более профессиональными «слугами народа», выходцами уже ни столько из прежнего господствующего класса (на тот момент – ещё буржуазного), сколько из самих же госслужащих, всё в большей степени образующих «трудовые династии».
. . Согласно ключевой мысли Маркса об определяющей роли
экономического производства, из которого неизбежно вытекает классовое строение общества на всех ступенях общественного развития, это явное, качественное смещение национального производства в сторону государственного сектора, в сторону индустрии общественных благ, автоматически должно было отразиться на классовой структуре общества. Даже когда люди носят служебные мундиры и живут по строгому уставу, они не теряют способности обнаруживать общие с коллегами солидарные интересы и - преследовать их коллективными усилиями. Надо лишь, чтобы масса таких людей в обществе стала закритической, чтобы их специфический солидарный интерес существенно разошёлся с интересами других социальных групп, чтобы этим людям открылся понятный, рентабельный путь по реализации этого интереса через их коллективное, согласованное, постоянное усилие, и тогда они неизбежно кристаллизуются в макросоциальное образование, в пределе – в общественный класс.
. . Именно такая метаморфоза и случилась после второй мировой войны во всех развитых, «социально ориентированных» капиталистических странах. К началу 21-го века в них образовались новые господствующие классы, состоящие из вышеупомянутой номенклатуры (чиновников, политических функционеров, начальников казённых производств и пр.), а также части буржуазии (прежде всего – крупной), приближённой к распорядителям казённых средств и ресурсов, связанной с номенклатурой взаимным коммерческим и политическим интересом. Самый яркий пример тесного симбиоза «слуг народа» и бизнеса - военно-промышленный комплекс США, осваивающий многомиллиардные бюджеты. Собственником государственной машины (господствующим классом) этот новый класс становится автоматически, поскольку его номенклатурная составляющая этой самой машиной «физически» и является. Логичное наименование подобного класса – «буржуазно-номенклатурный».
. . Вторая ошибка Маркса - знак равенства между
«превращением пролетариата в господствующий класс» и –
«завоеванием пролетариями демократии» . Дело в том, что такое превращение, даже если бы оно каким-то чудом состоялось в обществе, до того изнемогавшим под гнётом буржуазии, ничего демократического этому бы обществу не добавило, так как доминирование буржуазного класса уже обеспечивает гражданам максимум возможного демократического качества. Именно в этом режиме, больше чем при любой другой реализуемой форме государственного правления, солидарный интерес господствующей общественной группы выявляется через открытую, законодательно оформленную дискуссию максимального числа её членов, через публичное соревнование персон и идей, официальные победители которого прокладывают государственный курс.
. . Никаких других механизмов устойчивого функционирования коллективного буржуазного разума, реально управляющего государственной машиной и обществом в целом, в классовых интересах массы своих «физических носителей», просто не существует. Индивидуумы-буржуа (достаточно многочисленные, независимые друг от друга и от государственной власти, равноудалённые от предмета своего солидарного управления) по-иному, недемократично, не смогут - ни сформулировать свой реальный солидарный интерес, ни реализовать его посредством госинститутов.
. . Соответственно, запланированная Марксом пролетарская революция могла лишь, в лучшем случае, поменять носителей демократического права. Вместо, преимущественно, буржуев ими должны были стать, в основном, пролетарии, обладающие редким сочетанием качеств: активностью, сознательностью, достаточной квалификацией в государственных делах и, главное (!) независимостью от государственной машины, имеющей при «диктатуре пролетариата» максимум возможной власти (поскольку она, в дополнение к своим привычным функциям, теперь управляет ещё и производственной госмонополией, являясь единственным работодателем этих самых «демократических пролетариев»). Многочисленные социалистические эксперименты, произведённые уже после смерти К.Маркса, показали, что таких уникальных рабочих единицы, исчезающее меньшинство, явно недостаточное для их заметного солидарно-политического влияния, не говоря уже о - доминировании.
. . Господство же обоих разновидностей номенклатуры (советской и буржуазной), хотя оно является доминированием классовым, солидарным, реализуется только как деспотическое, предельно антидемократическое. То есть, оно формирует такой режим власти, когда управляющие государственной машиной (национальным производством общественных благ) - разум и мотивация – не являются коллективными (как при буржуазной демократии), не создаются объединением представительной, сознательной части общества (их интеллекта и мотивации), а оказываются продуктом сугубо индивидуальным, рождаясь в головах немногочисленных первых лиц (официальных и теневых).
. . Понятно, что оперативное государственное управление при любом режиме функционально только как деспотичное (утверждение директив по каждому мелкому чиху посредством демократических процедур неизбежно приведёт к параличу государственной машины). Но если недемократично принимаются абсолютно все решения, прежде всего - стратегические и кадровые, то это и будет полноценная деспотия/антидемократия.
. . За физическую невозможность демократии в режиме классового господства номенклатуры любого из типов отвечает сочетание двух факторов - служебной подчиненности членов данного общественного класса и закрытости, непубличности их специфических солидарных интересов. Ситуация напоминает армейскую или корпоративную, где у главкома/босса и рядовых вполне может оказаться общий солидарный интерес, за который они дружно, «классово» пойдут в бой. Но этот интерес никогда не вырабатывается в этих структурах демократически, не передаётся снизу вверх. Генералы свой интерес всегда находят/осознают сами, а с чаяниями солдат он может совпадать, а может и расходиться.
. . Закрытость же возникает по причине явно преступной, подлой (с точки зрения остального общества) природы классового интереса мирно жирующей номенклатуры с подельниками. Производство общественных благ – самая благоприятная среда для коррупционно-паразитической жизнедеятельности, которой для пышного цветения достаточно простого ослабления контроля извне. Бесконтрольность сразу включает положительную обратную связь: чем кормление слуг народа идёт успешнее, тучнее, тем сильнее становится их мотивация к сплочённости и господству (к классовости) ради продолжения банкета за счёт всех прочих. А чем выше уровень номенклатурной классовости и доминирования (чем слабее противодействие общественных сил порочным наклонностям «слуг народа»), тем шире открывается поле возможностей для кормления номенклатурщиков с их подельниками, тем доходнее для себя они делают своё «служение обществу», «защиту национальных интересов» и тп.
. . Демократия не гарантирует вечную стабильность и процветание. От ошибок никто не застрахован. Две мировые войны были подготовлены вполне демократически – реализацией империалистических интересов передовых европейских буржуазий, передравшихся за колониальные владения. Великая депрессия тоже разразилась в клубе стран-лидеров, тогда ещё вполне буржуазно-демократических.
. . В свою очередь, и деспотия - не глухой тупик. Многие серьёзные ситуации успешно разрешались деспотическими режимами. Когда обстановка понятна и критична даже для первых лиц, то они, как и все нормальные люди, становятся способны на продуманные и эффективные действия (или же кризис их сметает, заменяя на более дееспособных и разумных, если, конечно, общество ещё продолжает существовать). Кроме того, любой серьёзный кризис выдвигает на первый план объективные, сильные внеклассовые факторы, поневоле становящиеся главным критерием кадрового отбора. Эти же факторы прочищают вертикальные информационные каналы и отодвигают на задний план второстепенные проблемы господ, позволяя сформулировать какую-никакую государственную идеологию (воспитывающую, мобилизующую, расставляющую ориентиры для всего общества). Поэтому, когда страна идёт от кризиса к кризису или - находится в нём перманентно, деспотический режим получает эффективную защиту от деградации и может существовать достаточно долго, не впадая в откровенный маразм и самодурство (как Куба, КНДР, КНР).
. . Существенное преимущество демократического режима госвласти начинает явно проявляться только в длительные периоды «мирного строительства», когда на первый план выступают три основных дефекта номенклатурных деспотий:
. . 1. Отрицательный кадровый отбор в ключевой государственной отрасли (системно поднимающий к вершинам власти людей последнего сорта - интеллектуально и мотивационно).
. . 2. Информационная изоляция госэлиты, её окукливание (из-за обрыва связей между «рецепторами» общества, находящимися, преимущественно, в средних и нижних социальных слоях, и его «головой», центром принятия решений).
. . 3. Отсутствие реальной, недекоративной общественной идеологии (перспективного плана жизнедеятельности общества в целом), поскольку интересы господствующих паразитов и деградантов ни в какой реальный конструктивный план не могут быть вписаны по определению.
. . Усугубляет дефекты деспотии сохраняющаяся даже в эпоху «высоких технологий» лженаучность обществоведческой области знаний. Уже век как минимум, с началом противостояния общественных систем, учёные-обществоведы были повсеместно мобилизованы госэлитами на отработку чисто пропагандистского заказа по компрометации идеологического врага. Этот казённый подряд обеспечил с обоих сторон конфликта взрывной рост букета «общественных наук», в основу которых легла демагогия и философия, а нормальная научная методология была всеми отброшена (как чреватая вытаскиванием на свет многочисленных собственных «скелетов»).
. . Когда же противостояние систем закончилось, везде уже воцарился новый заказчик – буржуазная номенклатура (не только в капиталистическом лагере, но и на обломках его социалистического оппонента), кровно заинтересованная в промывании мозгов плебеса и в рисовании воздушных замков. Поэтому сегодня во всём мире официально утверждённые общественные науки практически одинаковы (вплоть до идентичных учебников), и так же одинаково бесполезны для решения множащихся общественных проблем современного монодеспотичного миропорядка.
. .
4. Народно-буржуазная демократия. . . Уже в середине 19-го века К.Маркс сравнивал тогдашнее буржуазное общество с «волшебником, который не в состоянии более справиться с подземными силами, вызванными его заклинаниями». С тех пор эти силы многократно выросли, подняв планку требований к разуму и мотивации государственных элит и их подчинённых. Но деспотия, пришедшая на смену буржуазной демократии, гарантирует прогрессирующее слабоумие государственного разума и моральное разложение его носителей. Глобальные планы властьимущих становятся всё более абсурдными, а их реакция на возникающие проблемы – всё более запоздалой и неадекватной. Причём, естественный ход вещей (социальные, экономические и прочие объективные тенденции) современную буржуазно-номенклатурную деспотию только усиливают, цементируют, а её дефекты - усугубляют.
. . Разумеется, периодически назревающие кризисы способны приводить деспотию в чувство, обеспечивая краткие интервалы относительной вменяемости «государственного разума». (Именно такую встряску мы сейчас наблюдаем в США, приведшую к власти президента Д.Трампа, кардинально расходящегося по ключевым вопросам с действующим вашингтонским «истеблишментом»). Но далее, когда испуг проходит и ситуация стабилизируется, всё неизбежно возвращается на круги своя, способствуя, в том числе, и назреванию следующего кризиса. Без установления демократии, без ликвидации буржуазно-номенклатурного класса (деклассирования образующей его человеческой массы, лишения её общественного господства) - не представляется возможным разорвать этот дурной цикл
. . То есть, место хозяина государства и общества должен занять новый господствующий класс, состоящий из равноудалённой от госучреждений буржуазии (преимущественно – средней и мелкой) и из сознательных рядовых граждан (без поддержки которых, в современных условиях, одна буржуазия вряд ли справится с этой ролью). Что, в совокупности, близко по сути к популярному сейчас пресловутому «гражданскому обществу». В основе такой классовой реформы может лежать только искусственно созданная, целенаправленно внедрённая в общественное сознание и поддерживаемая в дальнейшем (воспитываемая со школьной скамьи) демократическая культура и демократическая же официальная государственная идеология.** (Человеческая цивилизация неоднократно уже совершала нечто подобное, например, когда в середине 19-го века разрабатывала и внедряла параллельно с соответствующей инфраструктурой культуру общественной санитарии. Регулярные эпидемии холеры в передовых западных странах, уносившие миллионы жизней, тогда поставили вопрос ребром).
. . Перестройка действующей политической конфигурации предстоит глубокая, поскольку все современные т.н. «демократические» партии и движения в реальности работают на деспотию, на поддержание своего существования в рамках устоявшейся политической системы. Одни из них прямо работают на господствующий класс, составляя основу его демократической декорации, входя в штат казённых партфункционеров (например, обе ведущие партии США, наша ЛДПР, «Яблоко»). Другие – те же партфункционеры, но становящиеся в оппозицию режиму (но не деспотии как таковой), когда клановый раскол господствующего класса достигает уровня открытого противостояния номенклатурных группировок за место на вершине деспотической иерархии (например, как партии – КПРФ и «Родина» - на выборах 1996 года). Возможны и такие оппозиционные «демократы», которые работают на спонсирующую их зарубежную деспотию, являясь частью импортного номенклатурного партфункционала, с целью навязать туземцам марионеточный режим, или, хотя бы, «раскачать лодку» (например – ПАРНАС).
. . Коммунистический манифест завершается лозунгом: «Пролетарии всех стран – соединяйтесь» - абсолютно логичным в конструируемом К.Марксом планетарном сообществе свободных тружеников. Декларируемая настоящим манифестом демократия глобальное объединение государств не предусматривает, так как любые наднациональные объединения, делегирующие часть суверенитета международным структурам (вроде – Евросоюза, НАТО, Варшавского договора) позицию госноменклатур и, соответственно, деспотий только усиливают.
. . Но, с другой стороны, современная деспотия – зараза всеобщая, поразившая весь развитой мир, поэтому логично и бороться с нею сообща, ограничив деятельность «демократического интернационала» информационной сферой (обменом «передовым опытом», «ноу-хау», взаимной морально-пропагандистской поддержкой). Национальные интересы и вызываемые ими международные трения неизбежно сохранятся и при всеобщей демократии. Последняя лишь снизит вероятность роковых стратегических ошибок, разрушительных международных конфликтов и кризисов, так как высокопоставленные самодуры и моральные уроды, типичные для забронзовевших деспотий, будут вытесняться квалифицированными управленцами со здоровой мотивацией, ответственными перед своей страной и её господствующим классом.** (Сегодня, напомним, все правящие режимы развитых стран, за редчайшим исключением, являются деспотическими, различаясь только степенью марионеточности и уровнем элитной мобилизации/озабоченности местными кризисными факторами).
. . Объединяться же в новом классе следует всем здравомыслящим гражданам, способным ради будущего своих потомков пожертвовать личным временем, силами и, возможно, номенклатурными благами, если таковые кому доступны.
. .
[...]
Вход
Правила
FAQ
Поиск
Добавлено: 13.03.17 11:46 
