|
Давно назревавший в нашем обществе кризис, неумолимое приближение которого тщательно скрывалось беспечно господствовавшей до того властью, был, все-таки, непроизвольно вызван новым курсом нашего нового руководства, именуемым перестройкой. Задуманная в качестве средства всеобъемлющего обновления крайне неэффективного управления народным хозяйством страны, которое (управление) довело производство и экономику в целом до критического уровня застойных явлений, она, тем не менее, дала результат совершенно противоположный ожидаемому. Относительно спокойное протекание процесса загнивания и разложения советского общества сменилось резким его обострением. Ускоренный развал находившейся в предкризисном состоянии экономики, сопровождаемый быстрым распадом государства и разобщением народов, вынуждает посетить тот теоретический тупик, в котором все еще пребывают нынешние и бывшие толкователи Маркса, уже прекратившие самоуверенно доказывать лживость буржуазной экономической науки и утверждать о классовом превосходстве над ней нашей пролетарской политэкономии.
Одни из них, тоскуя по беззаботному прошлому, никогда не требовавшему от них проявления высоких профессиональных качеств в обмен на не вполне качественное, но выше среднего материальное обеспечение, все еще пытаются обосновать внеэкономические методы принуждения к труду. Другие блуждают в безнадежных поисках социальной справедливости, мечтая переделить неделимое, нисколько не задумавшись над тем, что, собственно, представляет собой эта самая справедливость и какая взаимосвязь существует между экономическими категориями и нравственными. Третьи, быстрее всех почуявшие личную выгоду, услужливо отдают бывших советских трудящихся на откуп новоявленным нуворишам. С достойным лучшего применения усердием превозносят они так называемые общечеловеческие ценности, которые представляются им в виде переполненных прилавков тамошних супермаркетов. Их нисколько не смущает то обстоятельство, что только совсем недавно они угодливо, стройным хором и наперебой, спешили обосновывать задним числом любые некомпетентные исторические решения нашего высшего партийного руководства в народно-хозяйственной сфере.
Можно было бы подумать, что обнаружившееся вдруг удивительное многообразие взглядов наших экономистов является следствием выражения каждым из них собственных убеждений, сложившихся в результате самостоятельного аудиовизуального наблюдения и критического анализа происходящих общественно-экономических процессов. В этом случае можно было бы признать за ними хотя бы субъективную честность. Для того, чтобы отказать им в обладании хотя бы каким-нибудь подобием честности, достаточно посмотреть на то, с какой злобой они швыряют друг в друга увесистые идеологические булыжники, подчинив свою профессиональную деятельность корыстным интересам определенных политических группировок.
Политика всегда там, где происходят столкновения человеческих интересов, которые бессильна разрешить любая естественная наука, так как даже самая фундаментальная из них изучает не более чем столкновения материальных объектов. Выяснить возможность приемлемого разрешения многочисленных противоречий в человеческом обществе должна была бы такая общественная наука, как политическая экономия, однако, введение в свое время в псевдонаучный обиход Краткого курса пролетарской политэкономии надолго приостановило ее собственное развитие.
В политической борьбе самым причудливым образом переплетаются интересы, экономические, прежде всего, каждого члена общества, отдельных социальных слоев и общественные интересы в целом. Каждый член общества, в том числе и каждый экономист, в своей политической борьбе, в своих политических симпатиях и пристрастиях преследует достижение, в первую очередь, личного интереса, которому, по его мнению, наиболее соответствуют цели той или иной политической группировки. Желаемое достижение этих целей выдается по этой причине за достижение общественного блага в целом. Принятие многими в качестве своих собственных, целей известной политической группировки, осуществленных в Октябре 1917 года в интересах самого многочисленного социального слоя общества, оказалось более чем неудачным. Не остается ничего другого, как предположить, что удовлетворение общественных интересов означает удовлетворение интересов каждого без исключения члена общества. Если это предположение справедливо, а иначе общественные интересы превращаются в некую отвлеченную абстракцию, которой ловко жонглируют на подмостках псевдодемократии всевозможных мастей политиканы и политиканствующие экономисты. Представляется очевидным, что предлагаемые ими экономические программы ничего общего с общественными интересами не имеют. Весьма пространно рассуждая об общественном благе, они преподносят нам в качестве такового защиту интересов все того же, самого многочисленного социального слоя, допуская, таким образом, заведомое ущемление интересов одних членов общества другими.
Из всего многообразия человеческих интересов определяющим является интерес экономический, так как его, пусть и в различной мере, испытывают все члены общества. Степень достаточности удовлетворения экономического интереса определяет степень достаточности удовлетворения довольно широкого круга других интересов. Это очевидное обстоятельство позволяет ограничиться выяснением возможности удовлетворения только экономического интереса, с одной стороны. Со стороны другой, справедливость допущенного предположения предоставляет возможность противоположного подхода к решению экономической задачи, то есть – удовлетворить общественный экономический интерес путем удовлетворения экономического интереса каждого члена общества. В таком случае остается всего лишь выяснить следующее: в чем заключается этот интерес, степень его несовпадения с экономическим интересом каждого из остальных, а также возможность приемлемого устранения этого несовпадения.
Очевидно, что крайне низкая эффективность советского общественного производства является следствием утверждения недостаточно качественных экономических отношений. Причиной тому могут быть два обстоятельства: либо экономическая теория Маркса является искаженным отражением основных закономерностей общественного бытия, либо имеет место неправильное ее толкование и соответственное практическое применение.
Прежде, чем приступить к решающему испытанию догматов коммунистической веры, обратимся к социалистической идее, являющейся одним из множественных проявлений гуманизма, который, в свою очередь, представляет собой течение человеческой мысли, возникшее на основе длительного наблюдения с незапамятных времен утвердившейся в человеческом обществе несправедливости. Социалистическая идея получила свое обоснование и развитие в теоретических трудах и практических социальных экспериментах основоположников и последователей утопического социализма. Но и до социалистов были люди, которые не могли примириться с тем, что значительная часть общества прозябает в беспросветной нищете в то время, когда некоторая его часть в вызывающей роскоши. Они уже тогда считали необходимым, чтобы члены общества, имеющие слишком много, поделились частью своего непомерного богатства с теми, которые и вовсе ничего не имеют. Однако и до этих доброхотов такое перераспределение, пусть и в далеко не достаточной мере, уже осуществлялось отдельными членами общества подачей милостыни сидящим на церковной паперти, например, и в виде других, индивидуальных или групповых актов благотворительности. То есть, теоретическое и практическое развитие социалистической идеи, должное выяснить принципиальную возможность построения общества всеобщей справедливости, происходило в направлении организационного совершенствования, самопроизвольно возникшей на определенном этапе имущественного расслоения человеческого общества, благотворительности.
Первым достижением такого рода стало требование обязательности участия в благотворительности всем достаточно для того имущим. Следующий шаг в этом направлении сделали социалисты-утописты, потребовавшие, уже от капиталистов, не только обязательности участия, но и необходимости обеспечить, уже рабочим, определенные человеческие условия существования. Если обязательность вместе с необходимостью выражались социалистами-утопистами в сослагательном наклонении, то социал-демократы придали им категорическую форму, твердо и недвусмысленно заявив, что выполнение выдвигаемых ими требований не должно зависеть от желания и настроения капиталистов.
С момента выдвижения социалистической идеи против справедливости и братства, в виду полной неопределенности, а потому и необязательности этих понятий, особых возражений не возникало. Что касается всеобщего равенства, то оно, экономическое, прежде всего, явно не устраивало значительную и наиболее могущественную часть общества. Капиталисты не шибко торопились следовать настойчивым призывам социалистов, имея собственное, более соответствующее их корыстным интересам, представление о допустимых условиях существования для рабочих. Не испытывая совершенно обоснованно никаких иллюзий относительно возможности получить в обозримом будущем добровольное согласие капиталистов на выполнение выдвигаемых ими требований, наиболее настойчивые и нетерпеливые из социалистов выдвинули коммунистическую идею. Последняя представляет собой одновременно попытку преодолеть заметную уже тогда недостаточность идеи социалистической. Согласно коммунистической идее эксплуатируемые и угнетенные, избавившись, неведомым правда образом, от своих угнетателей, самостоятельно построят общество всеобщего благоденствия.
Выдвижение коммунистической идеи свидетельствовало о том, что на этот раз социалисты одними благостными увещеваниями не ограничатся, что и было подтверждено дальнейшим ходом событий. Такой, заведомо неприемлемый для капиталистов, оборот обусловил превращение глухого неприятия ими социалистической идеи и плохо скрываемой неприязни к социал-демократии в патологическую нетерпимость идеи коммунистической и в открытую вражду ко всем ее последователям, которые не замедлили ответить со своей стороны полной взаимностью.
Несмотря ни на что, для всех предшественников Маркса необходимость устранения капиталистов оказалась неразрешимой задачей. Большей частью носители коммунистической идеи ограничивались гневным обличением многочисленных пороков капиталистического общества или описаниями умозрительных построений свободных от эксплуатации и угнетения человеческих общностей: «Солнечный город» – Кампанелла, «Утопия» – Т. Мор. Однако сам Маркс, будучи в высшей степени радикальным, предложил использовать для избавления одной части общества от другой весьма жесткие способы – от экспроприации до физической ликвидации. С целью теоретического обоснования правомерности подобных действий и в качестве практического руководства для будущих экспроприаторов он разработал соответствующую революционную теорию, которой, в ее более развитом виде, мы имели несчастье воспользоваться после Октября 1917 года. Большевики были чистейшей воды революционерами, а не реформаторами. В Марксе их привлекла, прежде всего, не теория, а идеология. Если бы на то время не было бы Маркса, они нашли бы кого-нибудь другого, а в самом крайнем случае обошлись бы собственными лозунгами. В результате получилось бы то же самое – один к одному. Так что социализм и коммунизм не имеют никакого отношения к образованной общественно-экономической системе.
Между тем ликвидация капиталистов в отдельно взятой стране исключила какую-либо возможность использования в советском обществе социалистических начал распределения. В результате сплошного обобществления и поголовной коллективизации оказалось, что давать надо всем, да и обещано было совсем не мало, а вот тех, у которых для этого можно было бы хоть что-нибудь взять, в порыве революционного энтузиазма искоренили вчистую. Вот так и получилось, что брали у тех, которым и давали. Довольно загадочный способ распределения. Один наблюдательный тамошний экономист пришел к выводу, что человек очень небрежно обращается с чужими деньгами, который очень трудно оспорить. Действительно, советская номенклатура обращалась с деньгами советских трудящихся настолько безобразно, что дальше некуда. Социалистическая идея, следовательно, не получила в советском обществе никакого практического применения. Утвердившиеся общественно-экономические отношения явились результатом материализации незаметно бродившего до тех пор по Европе призрака. В экономических отношениях коммунистическая идея была реализована в виде системы тотального централизованного распределения совокупного результата общественного производства, а в отношениях общественных – в виде всеобъемлющей тоталитарной власти.
Сущность социальной политики есть внеэкономическое распределение некоторой части материальных благ, необходимость которого обусловлена имущественным расслоением общества. Классическим примером весьма эффективного использования социалистических начал распределения является, превозносимая в настоящее время, пресловутая шведская модель «гуманного и демократического капитализма», представляющая собой, как впрочем, и все остальные модели, не более чем социал-демократический тупик. Сглаживая путем перераспределения некоторой части материальных благ резкие социальные контрасты, социалистические начала распределения направлены, в конечном счете, на сохранение несправедливых экономических отношений. Именно по этой причине буржуазия, пусть и не по своей доброй воле, допускает их использование профсоюзами, правящими социал-демократическими и другими партиями и, даже, проводит самостоятельную активную социальную политику.
В высшей мере безнравственной оказывается даже высокоорганизованная благотворительная деятельность, осуществляемая в отношении вполне здоровых и работоспособных членов общества. В высшей степени унизительным является их положение, при котором они вынуждены получать средства к существованию в виде благотворительных подачек. Безнравственность эта подобна безнравственности людей, стремившихся в свое время облегчить незавидную участь раба или крепостного, не испытывая в то же самое время никаких сомнений в правомерности существования рабства или крепостничества. Того же рода безнравственность социалистов, проявляющих унижающую человеческое достоинство заботу о рабочих, нисколько не сомневаясь при этом в правомерности существования наемного труда. Если давным-давно для превращения человека в бессловесный рабочий скот требовалось превратить его в раба, в более позднее время для этого достаточно было упразднить Юрьев день, то в настоящее время для того, чтобы превратить человека в ничто, достаточно опутать его всеобъемлющей социальной защитой.
Налицо очевидные ограниченность и порочность социалистической идеи, озадачившие когда-то одного из известнейших социалистов-утопистов своего времени, которым является Оуэн. Проведя очередной социальный эксперимент, он остался весьма неудовлетворенным его окончательными результатами. К своему величайшему огорчению он обнаружил, что подопытные рабочие, несмотря ни на что, оставались его рабами. Это чувство неудовлетворенности он объяснил себе тем, что еще не создал для них соответствующие его собственным представлениям человеческие условия существования, а не тем, что, оказавшись волею случая между капиталистом и рабочими, он тотчас превратился для них в непосредственный источник материальных благ. Именно этим обстоятельством вполне объясняется непреодолимость огромной дистанции, существовавшей в пирамиде общественной и производственной иерархии между незадачливым экспериментатором, с одной стороны, и остальными участниками неудачного социального эксперимента, со стороны другой.
Таким образом, коммунистическая идея, получив свое практическое воплощение в виде крайне несправедливой системы общественных и экономических отношений, которыми являются тоталитарная власть и тотальное централизованное распределение соответственно, выявила свою полную несостоятельность, оказавшись не более чем химерой. Социалистическая идея, возвестив о своем зачатии звоном первого, брошенного в качестве подаяния, медного пятака, уже полностью исчерпала себя, увенчавшись использованием социалистических начал распределения. Последние представляют собой наиболее высокую форму благотворительности, получившей свое законченное развитие, превратившись в один из основных вопросов внутренней политики государства.
Предпринятая шведской социал-демократией наименее болезненная попытка очередного продвижения к обществу всеобщего благоденствия также оказалась бесплодной, обернувшись потерей динамизма экономического развития, застойными явлениями в производстве, политическим поражением социал-демократов. Такой обескураживающий результат обусловлен тем, что доля внеэкономического распределения имеет некоторый предел, одновременно с преодолением которого практически полностью устраняется положительный субъективный фактор в производстве, так как в этом случае даже капиталист теряет всякий личный интерес в дальнейшем развитии своего предприятия. Окажись шведская социал-демократия настолько неосмотрительной, продолжив и далее наращивать долю внеэкономического распределения, тогда, по умолчанию, товарно-денежные отношения были бы заменены тотальным централизованным распределением, а буржуазная парламентарная демократия – тоталитарной диктатурой, экономическое неравенство – номенклатурным. Однако проявленное здоровое благоразумие избавило общество от подобной незавидной участи, позволив ему своевременно вернуться в область более приемлемой общественной и экономической организации.
Достигнутый предел организационного совершенствования благотворительности исключает для социалистов возможность дальнейшего как теоретического, так и практического продвижения к своей заветной, но недостижимой, увы, цели. Энергичная и достаточно результативная некогда деятельность социал-демократии по переустройству общества превратилась постепенно в вялотекущую и совершенно непродуктивную составляющую мирового общественно-исторического процесса.
Таким образом, недостаточность социалистической идеи, призрачность коммунистической означают, что для выяснения возможности достижения более качественной общественной и экономической организации независимых человеческих общностей необходимо преодолеть ограниченность первой, благоразумно воздержавшись от попыток достижения заманчивого миража второй в виде общества всеобщего благоденствия.
|
Вход
Правила
FAQ
Поиск
Добавлено: 11.12.06 06:06 