|
Я тут зашёл, а вокруг - тишина. Раз так, значит никому не помешаю своим текстом (как раз над ним работал под Новый год, это материал для статьи в одном специализированном журнале) - его можно потихоньку почитывать, раз уж нет новых вводных. Тут есть и про частное управление, но вообще говоря, сомнения в его необходимости после опыта социализма могут одолевать сейчас только немногих например, Геннадия. Текст, в отличие от той же четвёртой главы моей книжки, написан в общем и целом "простым человеческим языком". Те места, где всё-таки пришлось поумничать, выделены как "общетеоретические". Хотя один уважаемый мною профессор сказал, что они - наиболее информативные. Ну, на вкус и цвет, как говорится.
Еще добавлю, что недавно "Ведомости" опубликовали данные любопытного опроса. Согласно им, считают вредным засилье крупных компаний: на Западе - примерно половина опрошенных, в России - лишь четверть. Так что, объективно говоря, пока эта статья в российском поле - что-то типа очередного боя с ветряной мельницей.
Большой-маленький
Наёмные работники совершенно не обязаны быть полунищими работягами по примеру некоторых азиатских стран, дабы национальные товары были конкурентоспособными. Если, допустим, высокооплачиваемые рабочие «по пятеро» обслуживают хорошо автоматизированные частные заводики, то произведённых товаров хватит на всех – то, что эти заводы не производят, сообщество получит из-за границы в обмен за то, что они произвели с избытком. При большом объёме продаж компании влияние зарплаты пятерых работников на общую величину издержек не будет столь велико, как если бы их было 50. «Пятеро» - цифра весьма условная: технология технологии рознь – та же металлургия в обозримом будущем всегда будет существенно отличаться от той же деревообработки. Но даже эта условная цифра во многих отраслях всё более зримая с продолжающимся внедрением всё лучших машин.
За НТП никого агитировать не надо. Другое дело, что НТП «одним махом» не ускоришь. Однако есть крупные – горизонтально и вертикально интегрированные - компании, чья величина определяется не столько особенностями технологии, сколько особенностями законов существующей экономической системы (формации). Эти особенности (назовём их пока «деньги делают деньги») позволяют крупным компаниям становиться всё более крупными – захватывать большие куски, как своих отраслевых рынков, так и заходить в смежные, и иногда не только в смежные. Соответственно, отодвигаются и времена малых автоматизированных частных предприятий – трудно чего-то «автоматизировать», когда не можешь толком войти на рынок. А если вошёл, то либо малый предприниматель должен перейти в следующую весовую категорию либо, как правило, медленно, но верно исчезнуть.
Между тем не зря, когда говорят о малых предприятиях, часто добавляют слово «гибкие». Такие предприятия действуют сугубо в конкурентной среде. У них нет ни одного шанса выжить, если покупателя не устроит качество и цена предложения (в обиходе: «соотношение цена-качество»). Они не могут позволить себе, например, долговременный демпинг, работу с законодателями, массированную рекламу, отсрочки платежей торговым сетям (а небольшие торговые предприятия не могут, в отличие от крупных сетей, диктовать свою волю поставщикам). Т.е. конкурентная среда малых и средних предприятий – вестник рынка совершенной конкуренции. (Под давлением «окружающей среды» (всё возрастающей монополизации экономики) принято этот рынок считать чем-то вроде «коммунизма» - не очень реалистичным прожектом. Однако, в отличие от расплывчатого и мало стыкующегося с реальностью коммунизма, к принципиально очерченному рынку совершенной конкуренции можно перейти за два-три года с помощью вполне конкретных мер.)
Ещё раз подчеркнём, что малые или средние предприятия мы выделяем по каждой отрасли отдельно (металлургический завод тоже может быть малым предприятием), и основополагающим критерием для нас является не столько объём продаж, сколько количество работников. Их стоит различать хотя бы по той причине, что для улучшения экономики надо стремиться к увеличению первого показателя и к уменьшению второго.
Высший смысл стремления к уменьшению работников в отдельно взятой компании заключается в улучшении управления – если у предпринимателя (частного управляющего) вместо пяти рассматриваемых работников появится 20, то он испытает серьёзные трудности, а если их будет 100, то эти трудности могут стать катастрофическими. Появление наёмных управленцев, которым он делегирует часть своих прав и обязанностей, становится неизбежно, а поэтому доля неточных или несвоевременных решений, незаметно увеливающих себестоимость, будет расти. Кроме того, ухудшится качество товаров и уменьшится пресловутая гибкость в самом простом понимании – своевременность изменения ассортимента продукции.
Это произойдёт с одной стороны потому, что снизится эффект частного управления. Бережное отношение к своей собственности выпестовывалось тысячелетиями на генном уровне в рамках инстинктов самосохранения и продолжения рода. Например, мы традиционно бережно относимся ко всем детям, однако, если этот ребёнок – наш, то включается гораздо более глубокая мотивация. При этом в подавляющем большинстве случаев становление частных управляющих происходит в рамках естественного отбора, а не потому, что их, как «хороших парней», назначили и ввели за руку в круг номенклатуры. При укрупнении же компании управление в той или иной повседневной степени переходит к несобственникам – наёмным управленцам. В этом смысле издержки от управления крупными частными, а тем более, крупными акционированными компаниями с размытым собственником, схожи с издержками от управления социалистическими предприятиями – только при социализме хозяина «нет», а в нашем случае он «далеко».
Увеличение издержек при увеличении персонала произойдёт и по ещё одной взаимосвязанной причине (и тоже простой, биологической, вытекающей из возможностей человека) - из-за фактического удаления от ежедневной ткани повседневных производственных процессов качество управленческих решений самого руководителя компании ухудшится в той или иной степени. Степень этого ухудшения будет зависеть от уровня абстрактного мышления руководителя, однако оно всё равно случится. Здесь не важно, является руководитель частным управляющим или нет, и вообще эта управленческая проблема касается не только экономики. Например, традиционное, пусть и сильно упрощённое восприятие в обществе армейских командиров изменяется с повышением звания, что можно отобразить примерно так: лейтенанты стремительны и бесстрашны, капитаны спокойны и точны, полковники медлительны, а генералы (в прошлом, напомню - лейтенанты) откровенно неповоротливы. И хотя в каждом отдельном случае это может быть совсем даже наоборот, традиционное восприятие помимо возрастных изменений отражает те трудности, которые испытывает руководитель при увеличении числа подчинённых. Хорошая новость состоит в том, что в отличие от армии рыночная экономика не обязана быть централизованной, и может управляться «лейтенантами и капитанами».
Есть очень популярное и не очень изящное слово – «демонополизация». Если бы вам потребовалось найти одно слово, чтобы описать суть смены общественно-экономических формаций, то можно порекомендовать употребить именно «демонополизацию». Упомянутая смена формаций опирается на простой биологический процесс – развитие мозга человека. Улучшение [конкретного] мышления лежит, во-первых, в основе научно-технического развития - трудно перейти к более передовой формации, не подготовив демонополизацию технически, т.е. не сократив количество работающих людей, заместив их машинами. Во-вторых, развитие абстрактного мышления позволяет всё большему количеству людей стать управляющими.
На заре цивилизации только отдельные личности обладали способностями к планированию. А поскольку умение вовремя рассчитать последствия своих действий придавало решительности и оправдывалось удачным исходом дела, то именно они, как правило, становились вождями - родоначальниками будущей аристократии. Уделом остальных было повиновение – и чем более жестокой была дисциплина, тем точнее воплощались решения первых лиц, и тем больших успехов добивалось данное национальное сообщество.
Развитие абстрактного мышления homo sapiens позволяет увеличить долю частных управляющих в общем числе работников, что, как отмечалось выше, увеличивает эффективность управления. Однако для этого в системе права новой формации должны быть ограничены права элитарного слоя управляющих старой формации. Позвольте повторить это ещё раз: чтобы расширить круг управляющих, для чего, собственно, и нужна новая формация (как следствие: мир поступательно движется не к сокращению числа богатых, а к сокращению числа бедных), необходимо ограничить права отдельного управляющего. Самый известные примеры – ликвидация внеклассических прав неограниченной частной (или частно-сословной) собственности на людей (отказ от рабовладения с окончательным высвобождением зарплаты) и землю (отказ от феодализма с окончательным высвобождением ренты).
Несколько общетеоретических слов
Для перехода к рынку совершенной конкуренции необходимо упорядочить кредитно-денежное обращение, в очередной раз лишив элитарный слой управляющих внеклассических возможностей для монополизации собственности. Сложности теоретического вывода такого упорядочивания, выливающиеся в зацикливание теоретических разработок со времён маржиналистской революции, проистекают из двойственной природы денег. Деньги выступают и в роли платежей и в роли кредитов (что делает очень запутанной финансовую систему существующей формации - назовём её кредитно-эмиссионной или кредитным капитализмом). Соответственно, для перехода к рынку совершенной конкуренции нужно до конца высвободить (присовокупив к уже высвобожденным зарплате, ренте и прибыли) и цену денежной единицы [используемой как платёж] и кредитную цену денежной единицы (ставку кредита). Причём, одно без другого сделать нельзя. Проще говоря, нам нужно ликвидировать институт мировых валют, который является причиной неизбежной монополизации на межнациональном уровне, и одновременно отказаться от кредитных излишеств, которые приводят к неизбежной монополизации на межкорпоративном уровне.
Межнациональная демонополизация не является темой данной статьи, поэтому скажем о ней лишь несколько слов. Отказ от мировых валют стал возможен только что, с развитием компьютерных технологий, которые вывели инфраструктуру связи и, соответственно, операции с безналичными деньгами на принципиально новый уровень. Теперь можно создать межнациональную мультивалютную биржу, где денежная единица любой страны может обмениваться на любую другую без промежуточного использования мировой валюты.
Основные выигрыши:
-образование кросс-цен станет рыночным;
-страны-эмитенты мировых валют перестанут присваивать часть эмиссионного налога третьих стран;
-инфляция /вследствие/ издержек будет заканчиваться плавной девальвацией с восстановлением конкурентоспособности национального производства (это особенно важно для перерабатывающей промышленности и с\х), а не плавной стагфляцией с дальнейшей утратой конкурентоспособности указанных отраслей, как это происходит сейчас.
- в итоге из мировой экономики будет удалена конкуренция валют, которая сильно искажает сейчас конкуренцию товаров и услуг.
Основное объективное препятствие к переходу на мультивалютные обмены – нестабильность денежных масс при кредитном капитализме. Это препятствие удаляется параллельно при мерах, удаляющих межкорпоративную монополизацию – т.е. при высвобождении ставки кредита.
(продолжение)
В той или иной степени всеми ощущается одна из бед либеральной экономики – засилье крупных компаний. Тем удивительнее, что в экономической литературе практически не встретишь указания простых причин того, почему крупные компании при существующей формации имеют внерыночные конкурентные преимущества. Конечно, во многом, такое невнимание среди российских экономистов связано с более явственной проблемой – насколько соответствует рыночной экономике стремление «питерских силовиков» оставить за собой контроль и даже прямое управление крупнейшими компаниями страны. Но и этот ренессанс марксистского монополизма тесно связан с монополизмом либеральным.
Итак, что вы будете делать, имея «на руках» малую или среднюю компанию и испытывая недостаток денег? Пойдёте в один из банков «за углом» и займёте их по рыночной ставке под натуральный залог. Если вы их не отдадите в срок, натуральный залог (собственность вашей компании) станет собственностью банка. Простая, жесткая, но честная классическая схема в русле естественного отбора частных управляющих, отсекающего тех, кто превысил допустимый уровень издержек.
Какие варианты имеют крупные компании? Вообще говоря, их четыре: иностранные кредиты, товарные кредиты (требование отсрочек крупными розничными сетями), государственные кредиты и эмиссия ценных бумаг (облигаций и акций). Как показывает опыт общения, вред от первых трёх вариантов, и то, как отказ от них (включая запрет на товарные кредиты вообще) благотворно сказывается на экономике в рамках перехода к рынку совершенной конкуренции, понимается относительно несложно. Облегчает понимание слушателей также объединение всех четырёх вариантов под общим названием «закрепощение (искажение) рыночного образования ставки кредита». Но всё равно, зачастую сильно озадачивает вывод, что ценные бумаги себя изжили и их обращение необходимо прекратить. Отношение к ним у многих сродни отношения к священным коровам. Наверное, так же трудно было римлянам представить, что вредна неограниченная частная собственность на людей, а аристократам – что вредна неограниченная частная собственность на землю. Так же трудно представить сейчас американцам и европейцам, что доллар и евро, как мировые валюты, с некоторых пор тормозят развитие мировой экономики и так же трудно представить сейчас элитарным социальным группам (и тем, кто мечтает к ним примкнуть «по щучьему велению»), что без ценных бумаг (включая банковские чеки) мировая экономика будет развиваться существенно лучше. Именно о тех ценных бумагах, запрет на обращение которых вызывает наибольшее непонимание – облигациях и акциях – пойдёт речь.
Эмиссия процентных ценных бумаг
В случае выпуска облигаций для компании-эмитента образующаяся норма процента почти всегда ниже рыночной ставки, образующейся в сделках вторичного кредитования (той, что формируется в банках «за углом» - т.е. в национальных частных банках, когда те дают кредит). Кроме того, залоговые обязательства заёмщик берёт перед всеми сразу, но ни перед кем конкретно. Банки при выдаче кредита в такие ситуации предпочитают не попадать, а если и попадают, то взимают очень высокую ставку (о которой в случае облигаций речь не идёт) и (или) устанавливают резко ограниченный срок кредита (при облигациях срок всегда большой). Вдобавок они руководствуются трудно формализуемыми частными соображениями («именно этот и именно мне отдаст так или иначе»), всегда негласно присутствующими в сделках между «серьёзными людьми», и редко принимаемыми в расчёт при сделках с облигациями. Но, повторимся, банки (во всяком случае, частные) предпочитают иметь точно указанный залог, имеющий отношение только к данному кредиту. Ни высокая ставка, ни минимальный срок, ни «частные соображения» не гарантируют возврат собственности.
В случаях с облигациями, попросту говоря, есть залоговые обязательства, но нет залога – точно очерченной собственности, закреплённой за каждой облигацией, учитывая их дробление на вторичном рынке. Распылённый кредитор, увлечённый как перспективой получить больший доход, чем если бы он положил деньги в банк на депозит (в сделках первичного кредитования), так и возможностями игры на фондовом рынке, заранее «отпускает грехи» эмитенту. Он, в силу своей распылённости, просто не может контролировать издержки заёмщика так, как это делает частный банк. Заёмщику, крупной компании, безусловно, так «удобно» - получать что-то ниже рыночной цены и нести при этом меньшую ответственность. Так же удобно было элитарным собственникам получать рабочую силу при рабовладении за меньшую цену (строго говоря, бесплатными рабы не были – их содержание чего-то стоило) и землю при феодализме (например, военная поддержка монарха тоже чего-то стоила). Неудобно здесь всем остальным – законы классической экономики суровы к «грешникам», и если кто-то плодит издержки на системном уровне, всё сообщество (национальное или мировое) расплачивается за это отсталостью в развитии. Всегда кто-то платит. Чрезмерность платы особенно наглядна тогда, когда технологический и гуманитарный «апгрейд» сообщества уже позволяет перейти к следующему этапу развития, как сейчас.
Если в условиях рынка совершенной конкуренции крупная компания пойдёт, как все смертные, в банк «за углом», то она, разумеется, в общем случае получит кредит по меньшей ставке, чем малая или средняя компания (по типу разницы цен при продаже товара оптом и в розницу - обслуживание одной большой кредитной сделки для банка будет дешевле, чем множества мелких). В этом нет ничего «нерыночного» - зарплата и рента тоже разнятся в зависимости от конкретного человека или участка земли. Важно, что крупная компания окажется в рыночном конкурентном поле. Вопрос о выдаче, ставке и, что немаловажно, о достаточности залога будут решать не разрозненные покупатели ценных бумаг, а специалисты частного банка. Они просветят (насколько хорошо - зависит от степени их профессионализма, что потом сыграет свою роль в межбанковской конкуренции) эту компанию как изначально (оценят землю, качество недвижимости и машин, конкурентоспособность текущей и планируемой продукции), так и поставят её на мониторинг после заключения кредитной сделки. Больше не произойдёт ни-че-го - мир не обрушится от запрета ценных бумаг. Если, конечно, не считать миром фондовые биржи, что проверить при переходе к рынку совершенной конкуренции очень просто – переключить телевизор на другой канал, если надоест слушать стенания околобиржевой элиты на тему, что «всё пропало».
Забегая вперёд (нет смысла при разговоре об акциях повторять многие соображения из рассуждений об облигациях), наиболее точное соответствие практики теории устанавливается достаточно просто. Для этого в рамках национальной экономики легитимными будут признаваться только денежные кредиты, выданные национальными частными банками под натуральный залог. «Нелегитимность» означает, что судебные органы не принимают к рассмотрению жалобы на невозвращение займов, выданных нелегитимно. В том числе это означает, что государство защищает право заёмщиков получить в собственность кредит, выданный нелегитимно. Такие, просто понимаемые, законы проложат дорогу от кредитного капитализма («все кредитуют всех») к рынку совершенной конкуренции без создания коррупционной среды и других ненужных издержек. Задачей государства должна являться своевременная и жёсткая защита основ экономической безопасности, а не стремление к увеличению бюджета за счёт собственности нарушителей.
Запрещение оборота акций, так же как и облигаций, вынудит крупные компании к получению кредитов по рыночной ставке. Кроме того, компании (большие, средние и малые) так же можно будет продать – в том числе частями, в рамках, например создания закрытого акционерного общества – но уже обычным, классическим образом. И в том и в другом случае, кредиторами или конечными покупателями будут профессиональные собственники (включая специализированные инновационные компании), а не разношёрстная масса «инвесторов». Последние в большинстве своём просто не захотят войти в реальную, а не игровую, экономику. Во всяком случае, не захотят входить именно так – в качестве мальчиков для битья (мелких собственников) в крупные компании. Разница здесь в специфике управления и, соответственно, в специфике мотивации – попросту говоря, ценная бумага является высоколиквидной собственностью в отличие от товарных активов (средств производства и других комплектующих). Соответственно, она покупается в основном для того, чтобы потом её продать, а часть реальной компании покупается в основном для того, чтобы получить прибыль от реального, а не фиктивного, воспроизводства. Но даже если такие мелкие инвесторы (уже без кавычек) найдутся (разумеется, найдутся, так же как и те, кто захотят им продать свою долю в компании), то не обязательно, что их пустят остальные собственники. В конце концов это их компания, и с новым собственником они согласятся, например, в том случае, когда точно понятно, как его появление увеличит прибыль компании в целом.
Главное высказываемое сомнение в необходимости запрещения оборота акций можно сформулировать таким образом: эмиссия акций увеличивает возможности компаний по концентрации собственности. Это действительно так. И именно это является бедой на головы всех остальных, не имеющих возможностей так играючи сконцентрировать собственность, и для национальной экономики в целом.
Для существования слоя ценных бумаг крупных компаний – собственности, виртуально нависающей над реальной экономикой - государство выпускает дополнительные деньги. (Если оно вдруг этого делать не захочет, то реальный сектор окажется перед лицом эмиссионной дефляции (демонетизации) – деньги всё равно уйдут на высоколиквидный рынок ценных бумаг). Часть этой дополнительной денежной эмиссии попадает на рынок ценных бумаг в качестве кредитов – как непосредственное продолжение кредитной эмиссии. Кстати, существенную часть активов коммерческих банков, под которые они берут кредиты в Центробанке, составляют ценные бумаги, как государственные, так и частные (отметим попутно этот важный кругооборот «воздуха» в экономике). Другая часть этих денег поступает «безвозмездно» (без кредитных обязательств) - в рамках кейнсианского «стимулирования совокупного спроса».
Ещё несколько общетеоретических рассуждений.
Для большей точности в первом предложении предыдущего абзаца после слова «государство» можно добавить, например, «США» - на принципах кредитной эмиссии работают прежде всего центры эмиссии мировых валют. Остальные страны вынуждены подстраиваться по принципу «валютной змеи» (в последние годы – те или иные разновидности currency board). Проблема как мировой экономики в целом, так и общеизвестных теорий в том, что в рамках нынешней формации существует как бы «две экономики»: экономика стран, выпускающих мировую валюту и экономика остальных. Это верно даже с учётом того, что среди остального мира есть высокоразвитые страны, денежные единицы иногда используются в международных расчётах.
Разумеется, изначально «безвозмездные» деньги, часть из которых в конце концов поступает на рынок ценных бумаг, эмитируются в рамках общей кредитной эмиссии. Государство США очищает их от кредитных обязательств (берёт эти обязательства на себя, выбирая деньги с рынка через эмиссию Казначейством облигаций) и распределяет затем среди покупателей – граждан США. Именно так происходит потребление эмиссионного налога третьих стран странами-эмитентами мировых валют.
Основной толчок инфляции даёт именно чрезмерное потребление элитарных национальных сообществ, прежде всего – национального сообщества США. Ситуация стала трудно управляемой с появлением второй мировой валюты (евро) – ведь рынок (прежде всего - внешнеторговый оборот на планете Земля, который в настоящее время основан на использовании мировых валют) остался тот же. При этом не стоит преувеличивать трудности экономики страны-эмитента мировых валют – за доллары (евро) или государственные долги (облигации) такая страна отвечает только ещё большим количеством долларов (евро). Потребляют такие страны мировой эмиссионный налог, связанный с увеличением внешнеторгового оборота, сами, а инфляция распределяется на всех. Здесь также заметим, что оговорка о первостепенном влиянии на общемировую инфляцию конкуренции доллара и евро не должна отвлечь наше внимание от влияния на общемировую инфляцию рынка ценных бумаг. Т.е. мы очередной раз сталкиваемся с тем, что двойственный характер денег усложняет анализ хронических болезней кредитно-эмиссионной формации, в т.ч. истоков инфляции – на деньгах ведь не написано, например, кредитные они или нет.
Разумеется, совсем безвозмездными эти деньги являются для национальной экономики США в целом и американских домохозяйств (точности ради лучше отделять национальную экономику от государства и домохозяйств). К частным лицам «просто так» поступают только деньги, предназначенные для социальных расходов (безработица, медицина). В основном госрасходы предназначены для оплаты труда людей, выполняющих общенациональные задачи (оборона, наука, инфраструктура, госуправление). Попутно и те и другие деньги служат для пресловутого «стимулирования совокупного спроса». Так, несколько неточно, на мой взгляд, Кейнс назвал прямую эмиссию - распределение денег среди членов сообщества без применения кредитных сделок, которое в рамках кредитно-эмиссионного капитализма необходимо для расшивки товарного тромба (перепроизводства). Этот тромб образуется при кредитной эмиссии, т.к. кредитная эмиссия имеет обратное вращение, попадая к покупателям в последнюю очередь. Прямая эмиссия, в отличие от обратной, не приводит к перепроизводству (как в кризисной, так и в латентной форме), т.к. поступает к собственникам за уже проданные товары. В том числе такой характер эмиссии не нарушает принципов «рыночной справедливости» (принципов естественного отбора частных управляющих в конкурентной борьбе).
Добавим, что в рамках рынка совершенной конкуренции в кредитной эмиссии нет необходимости, т.к. денежная масса стабильна и величина её необходимого прироста легко считается, причём считается объективно, независимо от личностей. Это до такой степени удобно, что можно заменить индивидуально взимаемые налоги единым эмиссионным налогом.
(продолжение)
Выпуская дополнительные деньги для обслуживания обращения ценных бумаг, государство тем самым волей-неволей доплачивает эмитентам ценных бумаг и их покупателям «бонус за расторопность», только в отличие от расторопности «обычного» товаропроизводителя воспроизводство товарно-денежных суррогатов, которыми являются ценные бумаги, приносит больше вреда, чем пользы и является паразитическим наростом на теле реальной экономики. Например, обратите внимание, что рост фондового рынка, как правило, опережает и инфляцию, и рост пресловутого ВВП. Другими словами, доплачивая игровому сектору, государство это делает за счёт всех остальных.
Как теряют «все остальные»? В первую очередь, за счёт инфляции, т.к. цена денежной единицы снижается из-за повышенной эмиссии – те, кто получает доход от обращения ценных бумаг, «кушает» самые обычные товары, выпускаемые «обычной» экономикой. Согласитесь, что есть разница в последствиях для «расторопного парня», который получает «из воздуха» пусть даже мало-помалу дешевеющие деньги, и одного из «остальных», чьи заработанные в реальной экономике деньги дешевеют по причинам, от него независящим. Во вторую очередь, в дополнение к инфляции, как это уже показывалось, теряют те, кто не работает в крупных компаниях – они (от собственника до разнорабочего) вынуждены работать в условиях конкуренции, близкой к классической.
В третьих, если национальная экономика «нахваталась» системных издержек, она не может выйти из состояния неконкурентоспособности с помощью девальвации (никаких других - столь же быстрых и естественных – вариантов просто нет), т.к. игровой капитал, с одной стороны, очень чуток к падению курса национальной валюты, а с другой – высоколиквиден. При первых признаках девальвации он «вынесет двери», убегая из страны, что превратит плавную девальвацию в гиперинфляцию. Соответственно, госуправление вынуждено привязывать национальную денежную единицу к мировым валютам, что переводит инфляцию в ещё худшую вещь – стагфляцию (и нормально оплачиваемой работы нет для «обычных» людей, и цены растут). И наоборот: если экономика всё-таки через «кровь, пот, слёзы» (например, после гиперинфляции, как в России или Аргентине) вырвалась в полосу подъёма, то игровой капитал вскоре появляется и «съедает» этот рост, утяжеляя национальную денежную единицу. (Совсем плохо, когда, как в России, один вид стагфляции накладывается на другой – пресловутую «голландскую болезнь»).
Причём, заметьте, все эти рассуждения мы делаем в рамках некоего идеализированного допущения, которое популярно у людей, склонных к излишне абстрактному представлению механизмов управления собственностью. Вообще говоря, совершенно не факт, что все деньги, вырученные от продажи акций (как при эмиссии, так и на вторичном рынке), учредители (совершенно конкретные физические лица) «вложат в производство», то или иное. Другими словами, с точки зрения учредителей эмиссия акций зачастую в меньшей степени является этапом модернизации компании, а большей степени – итогом работ по организации и развитию компании. Естественно, этот итог учредитель хочет закрепить в звонкой монете (сразу или чуть погодя) и с облегчением передать ответственность – частичную или полную - «кому-то другому».
В рамках существующей формации этим конечным «кем-то» (после ступенчатого разукрупнения пакета, на первых стадиях которого крупными игроками действительно зарабатываются большие деньги, особенно в развивающихся отраслях или в развивающихся отраслях) зачастую является масса «инвесторов», вооружённая в лучшем случае знанием термина «кэш-флоу», а в худшем ищущая свой «философский камень» в недрах технического анализа или читающая статьи аналитиков, объясняющих - почему так произошло.
Дело не в том, что эти игроки не зарабатывают. Ценные бумаги отличаются высокой ликвидностью и привлекательны для вложения денег – из двух одинаковых дверей вы всегда выберете ту, из которой потом сможете быстро выйти. Нет ни одного рыночного или государственного института, ни одной элитарной социальной группы, включая чиновников (в том числе на уровне личной собственности – коррупция как бы есть, но её как бы и нет), не заинтересованной в росте фондового рынка. Важным локомотивом роста этого рынка традиционно являются США – рост рынка ценных бумаг, номинированных в долларах, с одной стороны, способствует дальнейшей расширенной обеспеченной (без кавычек) денежной эмиссии, а с другой привлекает иностранных инвесторов, и уже выпущенные доллары «возвращаются домой», укрепляя американскую экономику. В отличие от середины прошлого века причинно-следственная связь поменялась. Уже не доллар является мировой валютой, потому что сильны американские компании, а ценные бумаги, номинированные в долларах, привлекательны для инвесторов, т.к. доллар является мировой валютой. Как только доллар США начнёт ощутимо терять свой мировой статус, большинство таких бумаг упадёт (а бонды Казначейства, к слову говоря, упадут «со скоростью звука»).
Дело не в том, что эти игроки – плохие ребята. Например, многие российские малые и средние предприниматели, уставшие от конкуренции с крупными компаниями, от беспросветной стагфляции и от «скромной наглости бюрократии» (класса, тщательно, «в одну калитку», использующего блага западной демократии с безнаказанностью на выходе), уходят на рынок ценных бумаг, иногда просто сопоставив рост ВВП и рост фондового рынка. Причём, «двигать ВВП» нужно на просторах родной отсталой экономики, а «поучаствовать» в росте фондового рынка можно где угодно.
Дело в том, что от игроков нет никакого толка в управлении предприятиями, собственниками которых они являются, а польза в «концентрации собственности» при ближайшем рассмотрении оборачивается финансовой нестабильностью, инфляцией или стагфляцией, а также нерациональным использованием денежных ресурсов. В статье мы хотели показать вам, что это нерациональное использование происходит ежечасно и ежеминутно, а не только тогда, когда верхушка айсберга видна невооружённым глазом при «силиконовых бумах» или «энроновых махинациях». А деньги – это не просто «бумажки», а особый вид собственности, дающий право их обладателям на потребление или использование практически всей остальной собственности человечества. Соответственно, нерациональное использование денежных ресурсов мгновенно приводит к нерациональному потреблению и использованию ресурсов вообще.
Институт частной собственности полезен не потому, что «собственность священна и неприкосновенна». Причинно-следственная связь здесь обратная. Этот постулат римского права в лучшем случае лишь юридически обслуживает то, что более важно - экономическую целесообразность частного управления собственностью. Частная собственность на экономические предприятия нужна прежде всего для того, чтобы вся собственность человечества в каждый момент времени управлялась наиболее рационально. Особенно это важно при нынешнем, резко возросшем уровне потребления человеческой популяции, чреватом опасным ослаблением островка жизни на планете Земля.
Консервативность отношения к ценным бумагам на Западе определяется тем, что у них «всё о`кей», а консервативность нашего мышления проистекает из того, что мы, отойдя от неконкурентоспособного социализма, с излишним пиететом отнеслись к кредитно-эмиссионной версии рыночной экономики. От этой модели мы ушли в самом начале её зарождения (если считать оформлением кредитного капитализма закон США о федеральном резерве 1913 г.), поневоле попали в неё обратно, и задерживаться далее здесь бессмысленно и даже губительно. К тому же, мы точно знаем из своего социалистического опыта, что денежная система не должна быть такой дорогой. Да и глупо было бы даже представить, что навечно лучше всех будут жить те, кто лучше других умеет продавать разрисованную «бумагу» - как «зелёную», так и «ценную».
_________________
Там, где кончаются уравнения цены, начинается хаос, упорядоченный только организованной волей работающих людей.
|
Вход
Правила
FAQ
Поиск
Добавлено: 18.02.08 03:05 
